Пакистан II
Сэр из СССР

Введение

Есть люди, которые постоянно ищут духовных открытий и улучшения кармы. Я не принадлежу к их числу, но тоже был не против что-нибудь такое улучшить, и подумал — не поехать ли в Тибет, ведь там чудеса такого разряда, что даже если не удастся найти ничего сверхъестественного, то все равно без трофеев оттуда не вернешься? Одна Джомолунгма чего стоит.

Потом выяснилось, что самый дешевый тур, а по-другому туда не попадешь, стоит около 300 долларов без билетов в Китай и до Лхасы и подразумевает день отъезда, день приезда и пару дней в Лхасе. И это при том, что дальше самостоятельно уехать невозможно — нужны разрешения, которые сразу не оформить.

— Ладно, — сказал я себе, — у меня есть желание, и я его осуществлю. Почему бы не нанять джип и не объехать весь Тибет до самых западных его пределов, побывать на Кайласе, купнуться в священном озере Манасаравар, посмотреть на Глиняный лес и так далее.

Дальнейшее заняло примерно два месяца — я имею в виду переписку с разными китайскими и непальскими конторами, которые промышляют подобными предложениями, — и результат, трехнедельный тур по всем выбранным местам, выходил в 6000 долларов. Это на двоих. Хотя да, если набрать компанию человек из 10–15, можно добиться цены в тысячу долларов с человека. Только как быстро можно найти столько людей?

И тут я вдруг ощутил, что мое желание поехать в Тибет не столь уж сильно. Более того, я вдруг почувствовал, что, может быть, мне надо в совсем другие места. На родину. На юг, в Азию. В те края, где встает ее жаркое солнце. Туда, где шла Большая игра. Туда, где стоит пушка Кима. Где мир красочен, ярок и мимолетен, как крыло бабочки.

Так мы с Мариной оказались в Пакистане, где провели три недели. И где я пришел к выводу, что исполнение очень сложных и очень старых желаний сродни духовному обогащению и даже улучшению кармы.

История про язык

Пакистан в этническом смысле является неоднородным государством, потому что четыре его провинции населены разными людьми. Которые говорят на своем языке. Пуштуны на севере говорят на пушту, синдхи в Синде на юге говорят на синдхи, белуджи в Белуджистане используют, понятно, белуджский, а пенджабцы — панджаби. Однако государственными языками в Пакистане являются урду и английский.

С английским все так или иначе ясно, потому что на нем велась долгое время вся официальная переписка, составлялись документы, рапорты там всякие и так далее, но что такое урду? Кто является его носителем?

Начать легче с того, что в устном варианте урду по сути является тем же хинди, на котором разговаривают в Индии, но на письме обозначается арабским шрифтом, когда как хинди — девангари — индийским письмом. То есть мусульмане используют арабский шрифт, а индийцы — свой собственный.

Таким образом получается вроде, что носителем урду являются индийские мусульмане, однако тонкость заключается в том, что внутри Пакистана они носят название “мухаджиры”, то есть переселенцы по религиозному признаку. Это действительно индийские мусульмане, однако перебравшиеся в Пакистан и составляющие лишь малую, около 7 процентов, часть населения страны.

Исторически пакистанские мухаджиры далеко не первые. Первыми были сотрудники пророка Мухаммеда, вместе с ним бежавшие от язычников из Мекки в Медину аж в 622 году, и событие это называется хиджрой, и от него ведется мусульманское летоисчисление.

Маршрут

Шесть лет назад мы уже побывали в Пакистане и, начав с Лахора, через Пешавар объехали север страны, завершив экскурсию в Равалпинди, сгоняв оттуда в прилегающий Исламабад.

Я бы с дорогой душой посетил Пешавар и на этот раз. Хотя бы ради рынков и возможности раздобыть энфилдский штык или недорогой килим в отеле “Хан”, что наискосок от гостиницы “Роуз”. Однако появились сведения о том, что в городе небезопасно, а самое главное, что для посещения Пешавара теперь необходимо отдельное разрешение. И так как логичным местом прибытия для нас становился Карачи, я решил составить маршрут по югу и востоку страны.

Итог: Карачи, Хайдерабад, Мирпур-Хас, Бхитшах, форт Раникот, Сехван, Ларкана, Мохенджо-Даро, деревня в Пенджабе, Уч, Деравар-Форт, Деранаваб, Бахавалпур, Мултан, Лахор, Карачи.

Виза

Одно из основных препятствий для проникновения в Пакистан.

Консульство Пакистана в Москве находится на Садово-Кудринской 17, телефон 7–499–254–2863. По телефону отвечают по-русски. И сообщают, что вам надо предоставить приглашение, справку с работы о наличии дохода, брони гостиниц, билеты в Пакистан и обратно, анкету, фото — в общем, все на свете.

На вопрос, можно ли обойтись только анкетой и фото, дружелюбно отвечают, что можно, и есть рассказ одного самостоятельного путешественника, которому визу действительно дали безо всяких бумажек и в тот же день.

В нашем случае документы тоже приняли (паспорта сдавала наша подруга, имея на руках самодельную доверенность, которую никто не спросил), но через неделю отрапортовали, что визу дать не могут — нужно приглашение.

Возникла скользкая ситуация — дело в том, что за визу мы уже заплатили (стоимость одной — 100 долларов США), а выйдет или нет что-нибудь с приглашением, никто не знал.

Спасибо Лене, нашей подруге, которая решительно настояла на возврате денег, и мы зашли на второй круг.

Приглашения в Пакистан делают две конторы с севера страны. Одна — “Сноуленд трекс энд турс”, контактный человек — Камаль Хуссейн. И вторая — “Лост хорайзон трекс”, контактный человек — Бари.

Стоимость приглашения — 50 долларов в первом случае (60, если посылается факс в консульство) и 75 во втором. Прибавьте сюда стоимость пересылки денег через “Вестерн юнион”. Плюс потери на курсе, потому что доллары в Пакистане получить нельзя, можно исключительно рупии. По курсу “Вестерн юнион”, естественно.

Мы сговорились со “Сноулендом”, отправили деньги и действительно буквально через день получили приглашение и в электронном же виде письмо в посольство, где было написано, что фирма подтверждает покупку нами тура и просит предоставить визу. Короче — нареканий никаких.

Еще в первый раз была забронирована дорогая гостиница в Карачи и авиабилеты. Во второй раз мы этого не делали — виза была получена через десять дней.

Важно: Пакистан — исламская республика, и, следовательно, выходной день традиционно — это пятница. Также посольство не работает в субботу и воскресенье. Также во все наши и пакистанские праздники. Будьте внимательны.

Валюта

Пакистанская рупия. Курс в момент приезда — 104 рупии за доллар, оставался примерно таким же в течение всех трех недель путешествия.

Обменивается в аэропорту или в меняльных конторах, которых не избыток, но проблем с их обнаружением ни разу не было. В Карачи в районе Саддар легко найти контору на Кларк-стрит, если свернуть на нее с улицы имени доктора Дауда Пота направо (это если стоять к Эмпрес-маркет лицом). В Лахоре в районе Лакшми-чоук от Эббот-роуд отходит улица Монтгомери, где уличных менял и контор — через шаг.

На купюрах и монетах — надписи понятные.

Из необычного. Теоретически вы можете услышать местное выражение “лакх”, то есть “сто тысяч”, однако только теоретически: тысяча долларов в любой стране мира — совсем немаленькие деньги.

Цены в отчете везде будут указаны в долларах, хотя на самом деле один доллар немного больше, чем сто рупий, следовательно, по-настоящему цены немного ниже.

Язык

Официально — урду и английский. Но на последнем говорят далеко не все, а те кто говорят, делают это как правило неважно. Блестяще изъясняются в дорогих гостиницах, и вот еще на могиле известного средневекового поэта и суфия Абдула Латифа мне попался человек, который прочел целую лекцию, где проводил аналогии между Латифом и Шекспиром, так что я был поражен и смотрел на него с уважением.

На урду имеет смысл выучить “бас”, что означает “хватит” и “ача” — слово, которое может обозначать все что угодно, от восторга до недоумения, вопроса, подтверждения и так далее.

Для меня, человека, рожденного в советском Таджикистане и знающего пару слов на фарси, многие слова на урду оказались знакомыми. Начиная от “гошт” — мясо”, “сабз” — овощи, “пиез” — лук, до числительных “чар, пандж, сад” — четыре, пять, сто, заканчивая прилагательными — “ширин” — сладкий.

Это значит, что даже если вы знаете персидский в совершенстве, урду понимать все равно вряд ли будете, но на бытовом уровне, такое знание может помочь.

Если не знаете — ничего страшного, как и в любой стране мира, в Пакистане легко объясниться жестами.

Время

Разница с Москвой составляет два часа.

Погода

В конце августа и начале сентября в Пакистане жарко. В зависимости от места температура может быть от 35 до 42 градусов тепла, которые могут ощущаться как все сорок восемь. Одеваться и защищаться от солнца надо соответственно.

Проходив первые пару дней в майке и джинсах, я сменил их на купленный еще в Кабуле шальвари-камиз, про который думал, что никогда его не использую. Казалось — это одежда неудобная, да и местные будут коситься. Результат — это очень удобная одежда в жару. Местные не косились, но пару раз сказали, что мне, так сказать, вполне подходит.

В городах может быть очень много пыли и отработанных газов в воздухе, и с этим, увы, ничего не поделаешь.

Прибытие

Мы добирались в Карачи из Москвы с промежуточной посадкой в Шардже. Общее время перелета вместе со стыковкой — восемь с половиной часов, и в Пакистане мы оказались около половины третьего ночи. Стоимость билета — около 600 долларов на одного в оба конца.

Единственный аэропорт Карачи находится примерно в двадцати километрах от центра города, и если днем можно воспользоваться автобусом, то ночью это только такси.

Непосредственно сразу на выходе его цена пятнадцать долларов за машину, дальше, как обычно, цена будет падать, и за пределами аэропорта мы договорились за семь долларов.

Учитывая, что мы прилетали ночью, гостиницу забронировали заранее — “Галф” на Саддаре, на улице доктора Дауда Пота, недалеко от места с именованием Скандал-пойнт.

Карачи

Самый большой город в Пакистане, бывшая столица, население — не то 15, не то 18 миллионов. Четвертая крупнейшая агломерация в мире. Имеет местное название “Город огней” или “Невеста городов”. Центр всего на свете, включая моду, искусство, образование и прочее. Все эти сведения легко добыть, но представить себе город они не помогают.

Первое ощущение — много людей, очень много хаотично двигающихся машин, рикш, мотороллеров, много пыли, дома все примерно одинаково поношенные, висят неизвестной принадлежности провода, бесстрашно бежит по своим делам облупленного вида кошка. Здесь чинят обувь, рядом что-то жарят, дальше прилавок с зеленью — это все, черт возьми, совсем не похоже на крупнейший во всей Южной Азии центр торговли, моды и далее по списку.

Саддар, где мы поселились — один из самых старых районов города. Надо ли говорить, что когда-то на месте Карачи была рыбацкая деревушка. Упоминание деревушки, вероятно, должно было по задумке автора этого бессмертного штампа как-то поразить воображение читателя, но глядя на Саддар в первый день, я думал, что, ей богу, лучше бы осталась деревушка. Жилистые смуглые рыбаки, свежий бриз, запах соленых волн.

В общем, для меня Карачи кончился катаром верхних дыхательных путей, и я подозреваю, что дело не в последней степени в бесконечной пыли и смоге этого города. Однако это потом. В первое утро мы вяло позавтракали, израсходовав на еду два доллара на двоих, и стали думать, как быть дальше.

Предварительный план состоял в том, чтобы стремительно арендовать машину с шофером и покинуть Карачи буквально на следующий день. Еще из дома я попытался связаться с какой-нибудь конторой, занимающейся подобным промыслом, но ответа не получил. Однако у меня имелись адреса трех из них. Также мы хотели посетить государственную контору по поддержке туризма — они могли предоставить информацию и, кто знает, тоже помочь с поиском машины.

Начали мы с госконторы, куда прибыли на такси, подхваченные чрезвычайно энергичным водителем, который прекрасно говорил на русском. Вы можете этому удивиться, но на Саддаре легко наткнуться на людей, которые владеют русским свободно. Они — следствие торговой экспансии, которую, как оказывается, много лет практикуют русские, приезжающие в Карачи что-нибудь покупать или продавать. Эти русскоговорящие “помощники”, будут готовы, естественно, тут же отвезти вас на фабрики, “без денег, чтобы вы могли только посмотреть”.

Мы попросили отвезти нас в гостурконтору, но когда прибыли, то оказалось, что по старому адресу (Шафи Чамберс, Клаб-роуд) кроме вывески ничего не осталось. К счастью, человек из соседнего помещения знал, что ныне ПТДЦ (так сокращенно называется заведение) переехало в гостиницу “Метрополь”, где мы его и нашли, оставив шофера ждать.

Вот информация от государственного туристического человека. Нанять машину можно за 8 тысяч рупий в день — приблизительно 80 долларов. Из желаемых нами мест посещать Мирпур-Хас и форт Раникот нельзя — это опасно. Также нельзя ездить по ночам, так как орудуют разбойники — на урду они называются “даку”.

Вся эта информация не очень обнадеживала потому, во-первых, что получалось, что куда-то не попасть, а во-вторых, я интересовался стоимостью аренды у тех людей, которые делали нам приглашение, и звучали цены в 40–60 долларов за день. Не восемьдесят, словом.

Дальше мы стали прочесывать дорогие гостиницы, надеясь решить третье и последнее дело, запланированное на этот день, а именно — найти алкоголь.

Восьмилетней давности “Лоунли плэнет” утверждал, что для получения выпивки надо обзавестись разрешением на ее покупку, что делается в определенном департаменте, либо же, как следовало из рассказа некой барышни, которая три месяца прожила в Пакистане, обращаться в самые дорогие гостиницы, где в некоторых могли быть магазины.

Наши усилия успехом не увенчались, потому что лишь в “Мовенпике” был бар, но он открывался в пять часов. Однако поиски алкоголя обернулись неожиданной удачей, когда мы разговорились с неким шофером из гостиничного персонала, и он сказал, что его сын может нас повозить. Была названа цена в сорок долларов при условии, что мы будем заботиться о ночлеге и еде водителя. Я предложил пятьдесят с тем, чтобы нас это не касалось, на чем мы и договорились.

Они предоставляют автомобиль с кондиционером и полным баком горючего, при расставании мы со своей стороны возвращаем машину также с полным баком. Вечером в гостиницу должны были придти за авансом.

Дела налаживались, тем более этот же самый человек сказал, что рядом с железнодорожной станцией станцией есть винный.

Некоторое время тому назад, относительно недавно, в Карачи появился туристический аттракцион. Суть его в том, чтобы посадить в расписной пакистанский автобус белых туристов и под охраной возить их по достопримечательностям города. По пути предусмотрен чай и обед. Стоит эта штука в районе 20 долларов с человека и проходит раз в неделю в воскресенье.

Организовали это дело два пакистанца, и о них британская газета “Гардиан” опубликовала статью, которая начинается словами: “Его окрестили самым жестоким мегаполисом мира”. Заканчивается первый абзац словами о “всепроникающем чувстве страха”. Который приводит к тому, что многие из жителей города не покидают свои районы.

Я не знаю, где авторы старой и уважаемой газеты взяли все эти сведения — мы их, увы, подтвердить не можем. В первый день мы прошли пешком длинным маршрутом по всему центру и никаких признаков “всеобъемлющего страха” не заметили. Люди махали нам рукой, здоровались, говорили “добро пожаловать”. Словом, за все четыре дня, которые мы провели в городе, ни касанием, ни жестом, ни выражением нас никто не задел, хотя мы ходили по Карачи в том числе и после наступления темноты.

Исключением явился давешний русскоговорящий водитель, который нашел нас в гостинице и, заявившись на следующее утро, потребовал денег несмотря на то, что вернувшись, ни его, ни машины мы не обнаружили.

— Вы обманываете! — горячился он. — Клянусь шерстью моих детей (“клянусь шестью моими детьми”)! Я ждал там два часа!

— Пойдем в полицию? — спросила Марина, и конфликт был исчерпан.

Заканчивая об алкоголе, вот вам обнадеживающая новость — Пакистан перестал быть “сухой” страной. Во-первых, оказалось, что в Карачи магазины со спиртным есть в каждом районе. Во-вторых, подобные магазины есть по крайней мере в Мултане и несколько в Лахоре. Прежде обнаруженный магазин в Равалпинди тоже, думаю, на месте, учитывая, что именно под Пинди и находится первый из двух и главный в стране вино-водочный завод. Кстати, основали его в 1860 году еще англичане, и попробовать пиво интересно уже потому, что его рецептуре больше чем полтораста лет.

Самое главное, основные покупатели в винных — это пакистанцы, и в магазине на Саддаре они, например, создают небольшую, но постоянную очередь. Стоит ли говорить, что вам спиртное отпустят без всякого разрешения, которое не спрашивают даже у аборигенов.

В лавке недалеко от железнодорожной станции нас гостеприимно пригласили внутрь (винные выглядят, как правило, неприметно, с одним небольшим окном для выдачи товара), где продемонстрировали имеющиеся напитки, из которых мы приобрели бутылку джина — 750 мл за 15 долларов (на Саддаре — девять долларов; магазин находится напротив ресторана “Чуллу кебаб” все на той же улице имени доктора Пота) и пару банок пива за $2,50 за поллитра. Также был предложен гашиш — не надо забывать, что Карачи считается центром по продаже героина и гашиша.

Мы отказались от последнего и вернулись в гостиницу, где нас ждал сюрприз — человек из “Мовенпика” вовремя не появился, а когда мы ему позвонили, сказал, что если угодно, его сын отвезет нас во все желаемые места до Хайдерабада, но дальше нет — там похищают людей, и ему не нужны неприятности.

Мы вернулись к начальной точке, зато с бутылкой джина на руках.

Второй день начался с поиска нового места для ночлега. Гостиница “Галф” была забронирована на два дня по цене 35 долларов за ночь, потому что предварительные поиски и попытки связаться с кем-нибудь в Карачи успеха не принесли (напоминаю, что мы прилетали в половину третьего ночи, и бродить в поисках постели не хотелось). “Галф” оказался не самым блестящим местом, но по нашей просьбе поменяли все постельное белье, в туалете была вода, телевизор показывал телепередачи и работал кондиционер, однако при этом немилосердно гремел.

Короче, мы пошли на поиски чего-нибудь подешевле и поуютнее.

На Саддаре, где вы скорее всего и будете жить, много гостиниц, и мы, например, нашли номер за десять долларов с кондиционером. Есть заведения ощутимо дороже — например, “Скай тауэрс”, где номер стоит 85 долларов, но мы остановились в “Аль-Мустафе”, где был тихий кондиционер, а в номере относительно чисто. Просили за комнату 25 долларов, договорились за двадцать четыре.

Пункт номер два — запланированное на этот день продолжение поиска машины, для чего мы собрались в одну из контор, адрес которой я нашел в сети. Тут начались очередные сложности, потому что ни первый, ни каждый последующий рикши не знали того места, куда нам было надо. Вмешался некий водитель такси, и у меня возникло ощущение, которому я позже не раз получал подтверждение, что таксисты в Карачи как-то лучше ориентируются, чем рикши, они сообразительнее, что-ли. Если вы тамошний рикша — не обижайтесь, это всего лишь мое личное мнение.

Итак, мы пустились в путь, сговорившись за четыре доллара, и ехали около сорока минут. Позже выяснилось, что арендовать машину на весь день с большим количеством перемещений стоит долларов 20–25, включая топливо, — это, кстати, про туристический автобус, где билет на полдня стоит столько же. Правда, вас не будут пугать. Не сразу, но мы нашли нужное место и владельца конторы, который насчитал 80 долларов в день за аренду.

Ситуация становилась патовой, Карачи начинал надоедать все сильнее. Чтобы развлечься, мы решили отыскать дахму — “башню молчания”, зороастрийское кладбище, которое я мечтал найти еще в свой первый приезд в Карачи.

Водитель потрудился. Он без устали расспрашивал разных людей, и в конце концов мы дахму нашли. Холм — а “башня”, вообще-то, и есть холм, вершина которого обнесена стеной, куда перебрасывают останки парсов после того как они истлевают, — оказался в частном владении. Я подумал, что не стал бы покупать кладбище, но может, кому-то сильно понадобилось.

Оценив старательность и удачливость водителя (можно ведь расспрашивать, но не находить), мы спросили его про аренду, и он отвез нас на Клифтон, прибрежный район, где у него был знакомый. Знакомый обещал машину за 50 долларов, и окрыленные в очередной раз, мы расстались с водителем, с тем чтобы созвониться завтра и наконец тронуться в путь. Дальнейшая программа виделась как посещение столовой и прогулка до клифтонского пляжа.

Пару слов про еду. Пока про самую простую. Итак, если вы решили питаться сверхъестественно скромно, то Пакистан — это страна, где у вас это гарантированно получится.

Упомянутый уже завтрак первого дня за два доллара включал рис, порцию дала — разваренного со специями гороха, — порцию пряных тушеных овощей и несколько лепешек-чапати. Две порции бирьяни — аналог плова, в данном случае с курицей, пряный, — в сопровождении пары лепешек-роти — полтора доллара. Это в столовой, где еду вам будет приносить мальчик-официант, а вы, помыв руки, будете сидеть за столом.

На улице продают самосы — жареные во фритюре пирожки со смесью пряных овощей, где главным будет картофель, есть варианты с курицей или с мясом. Первые стоят по 10 американских центов, вторые — по двадцать. В нагрузку идет соус, который дадут в мисочке либо упакуют в мешочек и дадут с собой. Пирожки не маленькие, и скорее всего, после третьего вы будете сыты.

Ну и наконец, вершина экономии — лепешки. Да, некоторые варианты могут стоить и по двадцать центов, но это будут лепешки, жаренные в масле, фаршированные зеленью — по сути, большой пирог. Самые простые — тандури роти, то есть тонкие, размером с десертную тарелку лепешки, стремительно испеченные в печи-тандыре, где они превращаются в хрустящую, со вздутыми пузырями, неумолимо вкусную корочку, стоят шесть центов, и если вы попросите в любой столовой или купите сами райту — кисломолочный напиток, по вкусу йогурт без всяких добавок, что обойдется еще центов в 10–30, — то будет вам очень хорошо.

Силы также можно поддерживать манго, бананами или яблоками — доллар килограмм. Трехкилограммовый арбуз — девяносто центов. Сок сахарного тростника — поллитра за 20 центов.

Вода обыкновенная, негазированная — полтора литра за 50 центов (в столовых вам принесут бесплатную холодную в бачке, но пить ее не надо), она же в кафе — 60, максимум 70 центов. Полтора литра спрайта, колы и прочей сладкой газировки (а эти напитки в Пакистане делают еще более сладкими, чем у вас на родине) — доллар. Открытием стал гранатовый вариант в бутылке с вытянутым горлом — судя по составу, образцово-показательная дрянь, но, что удивительно, очень похожая вкусом на натуральный гранатовый сок. Марина предположила, что просто не доложили сахара.

* * *

Следующий день принес нам информацию о том, что машина, на которой мы должны были уехать, сломалась, и я даже как-то опешил от такого невезения. Можно было вернуться к дяденьке из “Мовенпика” и попросить его, чтобы нас провезли по достопримечательностям хотя бы до Хайдерабада, где попытаться найти машину дальше, но… словом, мы решили все-таки подождать до завтра, а сегодня по предложению вчерашнего водителя съездить и посмотреть на мавзолей Мангопира. “Пир” в мусульманской традиции — “святой”, “старец”, якобы прибыл из Аравии в 13-м веке и, кроме прочего, прославился еще тем, что принес в волосах крошечных крокодилов, каковые с тех самых пор живут в пруду рядом со святилищем.

Мы сговорились за пять долларов и примерно через час подъехали к нужному месту. Вообще, если вы где-то в Пакистане встречаете прилавки, с которых продают ожерелья, сделанные из цветов, знайте — поблизости обязательно будет какое-то священное место. В ходу также расписанные золотом куски материи с выдержками из Корана и изображениями Каабы, плюс те же цветочные лепестки, только в полиэтиленовых пакетах. Зачем? А затем, что все перечисленное принято на могилу святого класть или там развеивать над ней.

При входе в святилище надо снимать обувь, но это стандарт в отношении всех святых исламских мест, начиная с самой простой мечети. Марина надела платок, мы осмотрели внутренности, включая сам саркофаг — людей практически не было, — и пошли искать крокодилов.

Последние были найдены отнюдь не в самой близи, но взгляд на пруд можно было бросить с некоторой обширной веранды, площадки с резными решетками. Да, крокодилы есть, мы насчитали штук тринадцать или четырнадцать, в массе своей они были неподвижны, но, как нам рассказали, если запастись мясом, то можно подойти поближе, мясом крокодилов взбодрить, и тогда они оживятся.

Не самое потрясающее зрелище из тех, что я видел, но упоминание “святых крокодилов” звучит неплохо. Сможете поразить чье-нибудь пылкое воображение.

Дальше мы спросили Мустака — так звали шофера, с которым к этому моменту мы познакомились, — знает ли он, как добраться до Французского пляжа, поскольку именно про него сказано, что это, дескать, лучшее место для купания. Он сказал, что это далеко, и мы поехали.

Примечание: дело в том, что несколько интересных мест находятся между Карачи и Хайдерабадом, для чего надо ехать на восток. Мангопир и Французский пляж, как и пляж Сендспит, который еще называют Черепаховым, — на северо-запад и на запад соответственно. Поэтому логично, чтобы не терять время, разделить поездку по двум этим направлениям.

До пляжа мы ехали часа полтора, и в какой-то момент стало ясно, что по правую сторону от нас море, но… оказалось, что вся береговая линия застроена домами и к воде не подъехать.

Тут в самый раз вспомнить про Клифтон — пляж и район носят одно и то же название. Там к пляжу вы можете подъехать беспрепятственно и прямо с дороги увидеть море. Кстати, она так и называется — Сивью-роуд.

Примечание про названия. Клифтон или Французский пляж звучат и сами по себе неплохо, однако в восточном конце Клифтона есть еще Дэвилс-пойнт (Дьявольская точка) — как говорят, самое лучшее место, чтобы встретить рассвет над Аравийским морем, рядом рыбные рестораны, а Французский пляж, равно как и Черепаший, находятся в Ястребином заливе — чертовски красивые названия.

Вообще, в центре сохранилось много прежних английских названий.

На Клифтоне не купаются, разве что пару смельчаков в одежде зайдут в воду и постоят, а пробавляется публика тем, что гуляет, катается на верблюдах или лошадях, ест, ну и, конечно, мусорит.

Первый раз мы побывали на Клифтоне шесть лет назад и после того как стемнело. Могу рекомендовать вам то же — днем зрелище не потрясающее, хотя да, можно омочить ноги в Аравийском море.

Залезть в море полностью удалось на Французском пляже, куда нас привез неутомимый Мустак.

Побережье здесь оказалось много живописней, чем на Клифтоне. Накатывались и разбивались о скалы высокие волны, поднимая фонтаны брызг. Поодаль сидели пара местных людей и компания молодежи. Я разделся до трусов и отправился в воду.

Это очень приятно — в бесконечную жару взять и немного поплавать. Вода освежала, и выходить не хотелось.

Марина тоже искупалась, но не снимая рубашки и брюк, хотя если бы она даже сделала это в купальнике, мне кажется, никакой реакции не последовало бы — все возможные зрители очень скоро отбыли по своим делам, мы их не заинтересовали.

Мы вернулись в Карачи с тем чтобы насладиться уютом “Скай тауэрс”, гостиницы, про которую я уже упоминал, и номер в которой нормально стоит 85 долларов. Нам предложили скидку, мы немного поторговались и добились цены в 40 долларов. Гостиница эта относительно новая, много предметов роскоши, зеркал. Полагается завтрак.

Приют предыдущей ночи, “Аль-Мустафа”, был покинут из-за двух вещей. Во-первых, вечером выяснилось, что у них нет свежих простыней, и нам принесли свежие покрывала — то есть натурально пришлось спать на расшитой какими-то узорами скатерти. Второе — неудачное расположение кондиционера в комнате. Становилось отчаянно холодно, а стоило выключить — жарко.

В “Скай тауэрс” оказались действительно чистые простыни, холодильник, полотенца, все работало, и давали завтрак, из которого я смог насладиться яйцом и куском хлеба, потому что все остальное было слишком остро для того, чтобы начинать этим день.

Примечание про остроту пакистанских блюд. Да, еда ощутимо более жгучая, чем в Европе или какой-нибудь Персии, и можно было бы сказать, что это индийской жгучести еда. Но это не так. Не то у меня притупились вкусовые рецепторы, не то еда там, где мы побывали, действительно оказалась менее пряной, чем в прошлый раз в том же Пинди. Мне не забыть тарелку с бирьяни, над которой я почти рыдал из-за того что рис, который мне подали, был до того жгучим, что моментально хотелось закусить его котлетами из гороха, бывшими в комплекте, но… они были еще острее.

Словом, в некоторых столовых, завидев вашу евровнешность, персонал тут же просигналит, что есть не очень острая еда (местные повально считают, что пакистанская пища для приезжих составляет проблему), ну или если вы действительно не переносите пряные приправы, спасайтесь вышеупомянутыми лепешками и йогуртом. Голым рисом, наконец.

В гостинице “Скай тауэрс” на первом этаже есть здоровенная кондитерская, где можно обзавестись булочками. Там же, кстати, продается европейского вида хлеб.

* * *

Вечер третьего дня мы посвятили прогулке к собору святого Патрика, где была вечерняя служба и толпились прихожане. Как пишут, в двухсотмиллионном Пакистане — около трех процентов христиан, одним из которых оказался менеджер в гостинице.

Наступил следующий день, и когда мы пришли в назначенное время, десять утра, к гостинице “Галф”, откуда должны были стартовать, то никого не обнаружили.

Джентльмен из столовой рядом, в которой мы ели несколько раз, позвонил Мустаку, и мы узнали, что машину продолжают чинить. Следующая попытка — в час дня.

Ругаясь, мы отправились поесть, а когда вернулись, то попросили снова позвонить.

Примечание про мобильную связь в Пакистане. Не изучив вопрос досконально, а лишь доверяя словам Мустака, получается, что за полтора доллара в неделю можно разговаривать по всей территории страны. Сеть называется “Мобилинк”. Может быть, имеются в виду абоненты только этой сети.

Мы сделали попытку купить местную карточку, но в одном месте, где кроме паспорта от меня потребовался электронный отпечаток пальца, все сорвалось, потому что не работал прибор. Зато в двух других мне четко сказали, что карточки они могут продать только гражданам Пакистана.

Что делать, если и вам тоже карточку не продадут? Ответ прост — подойдите к ближайшему местному, у которого увидите мобильный, и попросите позвонить по нужному номеру. Мы проделывали это полтора десятка раз, и никогда никаких проблем не было. Для приличия после звонка надо предлагать деньги — у нас их не взяли ни разу.

* * *

Итак, пробило час пополудни, и, опоздав на этот раз всего на двадцать минут, явился Мустак на светло-голубой “Тойоте Королле” — излюбленном транспорте в Пакистане. Наскоро проговорив еще раз, что мы платим только пятьдесят долларов за аренду плюс за топливо, и услышав согласие, мы наконец тронулись в путь.

* * *

Мы окажемся в Карачи, перед отъездом и проведем здесь еще два полноценных дня, но этого мы еще не знаем. Но вот, забегая вперед, что можно сказать про Город огней?

Достопримечательностями и внешними красотами Карачи не перегружен. Есть отдельные здания колониальных времен. Есть скопления таких зданий. Есть здания восстановленные и ухоженные. Однако в большинстве из них — как, впрочем, и в других пакистанских городах — используются только первые этажи. Верхние либо заброшены, либо даже разрушены, так что на улицу выходят фасады, за которыми пустота.

“Эмпрес-маркет” — “Рынок императрицы” — высокая башня, под ней — не очень большой продуктовый рынок. Кстати, рядом с ним фруктовый рынок, куда надо ходить за манго и подобным.

“Фрир-холл” — городская библиотека с картинной галереей. Вокруг парк. Мы проезжали мимо несколько раз, но не посетили.

“Флагстаф-хаус” — “Знаменосный дом” — музей. Не зашли.

Мавзолей 8-го века, установленный над могилой суфия Абдуллы-Шаха Гази, находится в районе Клифтона — да, интересно. Внутри много людей, против фотографирования никто не возражал.

Есть еще дворец Мохатты, и кроме святого Патрика — набор христианских соборов.

Гробница “вождя нации” Мухаммада Али Джинны. Здание таможни.

В Карачи мало зелени. Единственные увиденные нами районы с деревьями — Клифтон и Дифенс, но там традиционно располагаются посольства, это богатые районы.

В Карачи не редкость пробки, особенно в районе шести-семи часов вечера и сразу после одиннадцати вечера. В первом случае это объясняется концом рабочего дня. Во втором — разрешением выезжать на трассу большегрузным машинам. Кстати, надо иметь в виду, что правила движения в Карачи никто не соблюдает, и ехать на большой скорости по встречной полосе — обычное дело. Плюс помнить, что движение устроено британским образом, и при переходе улицы надо смотреть в другую сторону.

В Карачи не создается никакой особой атмосферы, если только не иметь в виду тучи выхлопного газа и пыли.

Так зачем же, черт возьми, ехать в Карачи?

Оставим пока природные радости, о которых речь впереди, и процитируем нашего шофера:

— Когда, — сказал он, — я стал взрослым и выбирал, где мне жить, то решил ехать в Карачи.

— Почему?

— Потому что здесь климат хороший и хорошо для бизнеса.

Вот на этом точку и поставим. Из-за близости моря здесь и вправду немного прохладнее, чем севернее, и если у вас есть дело — например, вы желаете купить драгкамней или хотите продать трактор “Беларус”, то вам сюда. Ну, или же просто начните отсюда путь по стране — дальше все будет только интереснее и интереснее.

Карачи–Хайдерабад

Это совершенно понятный туристический маршрут, первой точкой которого является место под названием Чоканди. Здесь на большой территории расположены гробницы, как пишут, 16–18-го веков.

От города это место километрах в тридцати, входной платы нет. Есть некий старик, который отправился с нами, объясняя, что “вот это — мужская могила, это вот — женская, а это вот — могила воина”. Старик приветливый, денег не вымогает, и если сказать, чтобы оставил в покое — оставляет.

Гробницы вырезаны из камня цвета охры, или, если сказать проще, преобладают оттенки желтого и оранжевого. Вырезаны сложно, то есть резьба покрывает каждую пядь. Гробниц много, и ощущение возникает не кладбища, а чего-то вполне легкого и даже легкомысленного.

Примечание о достопримечательностях в Пакистане. Уже оказавшись дома, просматривая фотографии, я вдруг обнаружил, что подавляющее большинство запечатленных достопримечательностей — это те или иные могилы. Называйте это усыпальницей, мавзолеем, гробницей, святилищем или еще как-нибудь. Мне возразят и скажут, что в христианских церквях полно могил, а кое-где могила украшает главную площадь страны… Все верно, но собираться и просить помощи у мертвых в наших краях сейчас уже не модно, и ваши фото могут удивить зрителей. Отвечайте, что там не равнина, там климат иной…

После Чоканди, где мы потратили полчаса времени и оставили доллар в качестве добровольного вспомоществования, мы поехали в Банбхор. Старое название города, который формировался вместе с портом — Дебул, и его якобы основал Александр Македонский во время индийского похода. Я попытался разобраться, возможно ли это, но полной ясности не получил. Кстати, город-порт знаменит еще тем, и это уже точно, что именно здесь высадился Мухаммад ибн аль-Касим, с которым на эти земли пришел ислам. Произошло это в начале 8-го века.

Когда мы подъехали, разница с милыми, похожими на детские игрушки гробницами Чоканди обнаружилась моментально, стоило нам увидеть будку, где продавали билеты. Три доллара за билет! Ого! Скрипя зубами, мы купили их у не поддавшегося на торговлю гражданина и стали обладателями бумажек, где после указания стоимости стояло слово “онли” — “только”. Только три доллара. Хотелось кого-нибудь убить.

Дальше желание только нарастало, потому что оказалось, что в Банбхоре смотреть, в общем-то, нечего. Хотя вот в наличии музей. Одна большая комната со скромным набором черепков. Есть остатки стен и мощеной камнем дороги. Словом, если ваше воображение ни ибн аль-Касим, ни Македонский не будоражат, возбудиться в этом месте будет сложно.

Дальше наш путь пролег в место под названием Татта, где находится холм Макли — якобы самое большое в Азии кладбище. Так ли это — неизвестно хотя бы потому, что вот недалеко от Пешавара находится город Чорсадда, рядом с которым расположено — правильно, самое большое в Азии кладбище.

За вход денег не берут, хотя место это туристическое, то есть среди мавзолеев и саркофагов гуляют группы местных с фотоаппаратами. Мавзолеи попадаются красивые, публики все-таки очень немного. Есть парочка заклинателей змей с кобрами — они будут настойчивы, но вот мы также настойчиво от аттракциона отказались.

Дальше мы отправились собственно в город и без особых сложностей нашли последнюю на тот день достопримечательность — мечеть Шах-Джахана. Мечеть красивая. Внутри молящихся не было, а просто бродили какие-то люди.

Хайдерабад

Много уличных фонарей, зелень вдоль дорог, сияющие витрины — разительный контраст с Карачи.

В Хайдерабаде неожиданно оказалось плохо с гостиницами. То есть куда мы не обращались — везде было занято, и мы колесили по городу битый час, пока в конце концов не нашли некий хостел, где просили 30 долларов, но поселили за двадцать.

Примечание про гостиницы в Пакистане. Во-первых, есть действительно совсем недорогие варианты, и в Лахоре мы видели хостел, где комната с вентилятором на двоих стоила семь долларов, и там же можно было готовить себе еду на общей кухне и пользоваться холодильником.

За деньги от 20 до 30 долларов можно получить относительно чистый номер с кондиционером. По вашей просьбе поменяют белье, будет телевизор и полотенца в душе. За 40–50 — номер будет блестеть, в нем появятся холодильник, мыло, зубные щетки и так далее. Дальше я буду подробно рассказывать о всех гостиницах, в которых мы побывали.

Самое существенное — ни в коем случае не следует бронировать что-нибудь заранее, исходя из “звезд”, пышных названий и даже денег. Это я к тому, что какой-нибудь “Парадайз инн” с тремя звездами и ценой за номер в сорок пять долларов может оказаться удивительно убогим заведением, хотя гостиница рядом с такими же данными и даже гораздо менее дорогая будет чудо как хороша.

После бесконечной езды мы наконец высадились в “Экзекьютив хостел”, где было вполне грязно, водились тараканы, и быстро кончилась вода в душе и унитазе. Потом мы боролись с настройкой телевизора, потом с кондиционером, который не желал работать. Но так или иначе пришло утро, и Марина нашла в сети несколько других мест, в первом же из которых мы остались.

Гестхаус “Мавадда инн” на Ото Бан-роуд оказался просто замечательным местом. Все блестит, все новое и все работает. За номер просили 35 долларов, но сговорились на 25. В гестхаусе была своя вооруженная охрана в виде дяденьки в униформе и с “калашниковым”. Дяденька был одноглазым и очень приветливым — все рвался сопровождать нас в Мирпур-Хас — наверное, хотел заработать. Или искренне переживал. Остальной персонал тоже был приветлив и на наши просьбы реагировал быстро.

Мы заправили машину и поехали на экскурсию без дяденьки. Пара слов про цены на горючее. Каким-то необъяснимым образом дизельное топливо в Пакистане дороже бензина, но ненамного, и то и другое — в районе 85–88 центов за литр. Газ, как обычно, дешевле, и на сто километров выходило долларов шесть. При восьми с половиной на бензине. Наша “Тойота” была оборудована также баком для газа, и если вы будете нанимать машину, можете в целях экономии поискать такую же.

Ехать до Мирпур-Хаса шестьдесят километров, и это живописная дорога. Еще в предыдущий день, оставив позади Татту, мы обратили внимание, что зелени вдоль дороги стало гораздо больше и безжизненные пространства пропали. Дорога в Мирпур-Хас глаз откровенно радовала. Посадки риса сменялись сахарным тростником, высились пальмы и иные высокие деревья. Паслись стада овец и коров. Когда мы подъехали к какой-то речке или каналу, то оказалось, что он полон черными буйволами, которые спасались от жары в воде.

Мы не могли не остановиться, чтобы вдоволь нафотографироваться, и времени у нас оказалось достаточно, потому что прохудилась покрышка на одном из безкамерных колес.

Добравшись до Мирпур-Хаса, мы некоторое время искали и в конце концов нашли буддистскую ступу, про которую было сказано, что она очень старая, пятнадцатиметровая и украшена терракотовыми фигурами.

Ступа действительно была здоровенной, но никаких фигур мы не обнаружили, так что не исключено, что мы нашли еще какую-нибудь ступу. В Мирпур-Хасе можно остановиться, чтобы съездить на целый день в пустыню Тар, там километрах в двухсот пятидесяти от города есть несколько поселений, где можно найти древние индуистские храмы и другие редкости. Ехать в пустыню Тар без охраны не рекомендуется, хотя вот и в Мирпур-Хас нам ехать не советовали.

В городе проходила какая-то демонстрация, некоторые улицы на базаре были перегорожены полицией. Мы немного погуляли, купили за доллар здоровенную папайю, бананов — маленькие такие, штук десять за двадцать центов, — пару лепешек и уехали.

В Мирпур-Хасе я купил первую тюбетейку, которая в сочетании с шальвари-камизом должна была придать мне сугубо местный вид.

Примечание про шальвари-камиз. Оно касается только мальчиков, потому что девочки знают, что значит носить платье. Мальчикам это неведомо, а камиз, учитывая его длину, и есть платье.

Короче, к этому надо приспособиться. Потому что, например, в туалете мусульманского ли, обычного ли фасона вам придется одновременно задирать штанины шальваров, не упуская из виду камиз, который будет норовить упасть и испачкаться. Другая ситуация: вы сели поесть, и в руках у вас, например, персик или пирожок, из которого капает вкусный сок. Что вы сделаете? Правильно, расставите ноги, чтобы не испачкаться. Но теперь-то на вас платье, и все, что вытечет, окажется, так сказать, на подоле.

Отдельного упоминая заслуживают шальвары, потому что эта конструкция выглядит именно как “пифагоровы штаны на все стороны равны”. То есть пояс у них такой же ширины, как и длина штанин. Пугаться количеству материи не надо, и шальвары, и камиз — это очень удобно в жару. Вот никогда бы не поверил, если бы не попробовал сам.

* * *

По возвращении из Мирпур-Хаса мы отправились в старый город осмотреть крепостную стену и “узкие улочки”. Стены действительно есть и вполне живописны, но вот “улочки” созданы, такое ощущение, совершенно не старыми домами — там обычная жизнь, много мусора, людей, и непонятно, зачем бы это им понадобилось строиться в таком неудобном месте.

Некий благожелательный местный житель отвел нас на крышу, откуда открывался вид. Да, вид открывается.

Хайдерабад–Бхитшах–Раникот–Сехван–Ларкана

Выехали мы не поздно и вскоре добрались до Бхитшаха — поселка, где находится мавзолей Шаха Абдула Латифа, который был не только известным суфием, но и большим поэтом.

Кроме собственно мавзолея в комплексе есть мечеть, еще какие-то красивые здания. Место это стоит посетить, потому что здания действительно красивые, у входа в мавзолей играли и пели музыканты, вообще атмосфера мне показалась свежей и радостной.

За вход ничего платить не надо. Но подношения приветствуются, обычная емкость для них — это железные сундуки с прорезью в крышке. Такой аналог детской копилки во взрослом исполнении.

Примечание о плате в мечетях. За вход в действующую мечеть ни в одной стране мира денег никто никогда не берет. Однако Пакистан отличается, например, от Ирана или Турции тем, что здесь принято сдавать обувь перед входом специальному человеку, который в некоторых случаях может выделить номерок, но чаще нет.

На выходе положено за хранение заплатить некоторую мзду, величина которой иногда обозначена в объявлении, иногда нет. Ориентироваться надо примерно на пять центов за пару башмаков. При попытке выманить гораздо большую сумму следует указывать, что вы везде платили не больше.

Что касается пожертвований, то иногда при железном ящике сидит человек, который будет вас теребить и намекать на деньги — можете смело игнорировать либо обходиться мелкими деньгами в десять, двадцать, тридцать центов, местные жертвуют в основном именно столько.

В Бхитшахе на подходе к мавзолею есть ряды, где продают сувениры, и вас может что-нибудь заинтересовать. Мы купили платок за 30 центов и украшенную кусочками зеркала глиняную трубку для курения гашиша за доллар.

* * *

Декларируемое неудобство с фортом Раникот состоит в том, что там якобы обитают разбойники. Доподлинное неудобство — вдоль реки Инд проходят две дороги, и если вам интересен Бхитшах, то вы поедете по правой из них, а Раникот лежит на ответвлении от левой. И если вы заехали в Бхитшах, то после придется довольно долго ехать вперед, потом перебираться на другую дорогу и возвращаться до деревни под названием Сван, от которой до Раникота будет чуть больше двадцати километров.

Короче, мы добирались туда пять часов. Ехать интересно, потому что вдоль дороги разлившийся Инд и земляные насыпи, чтобы не пустить его дальше. Мы переехали реку по мосту — здоровенная такая река.

Наконец, форт. Если кто представляет себе нечто компактное, где, например, бледнолицые спасаются от индейцев, то он ошибается, длина стен Раникота — 24 километра. Башни там разные и прочее. Крепость, как видно, восстанавливали — кое-где виднеется свежий раствор, да и вообще она мало разрушенная какая-то.

В форте были люди — целая группа в шальвари-камизах. “Ну вот и разбойники”, — подумал я и сказал, обращаясь к ним:

— Салам алейкум.

Дальше произошло неожиданное. Группа слаженно развернулась к нам, и словно на параде единым хором проскандировала:

— Алейкум салам!

Кстати, вот тогда я и подумал о простой вещи — либо действительно прежде в Пакистане было много туристов, либо те самые разбойники были как-то сверхъестественно терпеливы — ведь пока дождешься какого-нибудь бэкпекера, околеть можно. А у него еще кроме поношенных штанов и бороды, может оказаться, и нет ничего.

Примечание про паранойю. Понятно, что индийцы считают, что пакистанцы — это поголовно кровожадные негодяи. В индийском Каргиле, где за ближайшей горой находится Пакистан, местные так и формулировали: “Там живут бандиты”. Допускаю, что многие люди в наших краях тоже думают так же. Ну, потому что Пакистан — это Аль-Каида, талибы, лагеря по подготовке боевиков, советско-афганская война, наконец.

То есть это все понятно и объяснимо, но вот вторично оказавшись в этой стране, где я чувствовал себя просто отлично, настолько все было миролюбиво, неагрессивно, вежливо, достойно как-то, тем не менее люди из одних мест нет-нет, а роняли про другие места: “Нет, только не туда, там опасно”.

Как я говорил выше, мы не исполнили ни одной рекомендации и посетили все объекты, про которые было сказано, что туда не надо. Разгадка проста — про “опасность” нам уверенно говорили люди, сами близко от тех мест не живущие. А те, которые жили, только разводили руками и сообщали, что да, вот лет десять назад были проблемы, а сейчас нет. Другое дело — и мы тут же слышали очередной адрес, где было опасно, похищают людей и живут бандиты.

Мораль — в Пакистане среди двухсот миллионов людей попадаются проходимцы. Есть разбойники, грабители и похитители людей. По-прежнему есть Территория племен, где закон не действует в принципе, и если вы окажетесь там и попадете в неприятности, то помочь вам будет некому. А так — разговаривайте с людьми, спрашивайте, но только спрашивайте местных, потому что те, что живут вдалеке, могут рассказать вам нечто такое, что может оказаться паранойей.

Мы тронулись дальше, и когда день уже клонился к вечеру доехали до Сехвана. Как пишет “Лоунли плэнет”, это один из старейших городов в Синде (подумал — а Синдбад-мореход вроде был купцом из Басры, то есть современного Ирака, откуда у него “синд” в имени?). Основное украшение города — мавзолей очередного знаменитого суфия по имени Лал Шахбаз Каландар.

Мавзолей 13-го века и знаменит кроме всего тем, что каждый день около шести здесь вроде бы можно встретить паломников, которые танцуют до тех пор, пока “не впадают в гипнотический транс”.

Было начало седьмого, когда мы вошли во двор, где толпилось множество людей — и, о чудо, звучала музыка и две тетеньки вполне энергично двигались, при этом старушка хлопала в ладони, а молодая вертела головой, пока не грянулась оземь.

Пораженные увиденным зрелищем и закусив печеной кукурузой, мы двинулись дальше, к городу Суккур, с тем чтобы переночевать там, а на следующий день со вкусом осмотреть Мохенджо-Даро, “Холм мертвых” — самый важный памятник хараппской цивилизации.

По дороге в очередной раз спустило колесо, а когда мы доехали до города Даду, это произошло в третий раз. Вся эта история с колесами начинала надоедать, тем более что Мустак стал двигаться медленно и как-то довольно настойчиво намекать, что хорошо бы в прекрасном городе Даду переночевать. А вот завтра…

Начались сложные эволюции в связи с заменой колеса, которое в этот раз оказалось с камерой, которую потребовалось заменить на новую, плюс прочие технические сложности, которые тянулись и тянулись, а мы ждали уже в полной темноте. Вокруг, шумел, так сказать, ночной базар, люди ужинали, несколько дяденек смотрели на свежем воздухе телепередачу эротического содержания — летний кинотеатр.

Мы отдавали себе отчет, что мы едем уже почти двенадцать часов и водитель просто-напросто устал, но… оставаться совсем не хотелось — нарушался график поездки, гостиница, в которой мы побывали, оказалась на редкость неуютной, словом, мы предложили Мустаку поужинать за наш счет, отдохнуть полчаса-час, а потом, если у него достанет сил, все-таки ехать дальше.

Поговорим здесь еще немного о еде.

Итак, в перечне горячих блюд одно из главных мест занимает “карай” — в переводе “сковорода”. Дело в том, что карай в индийской и пакистанской кухне называют еду, приготовленную в посудине, которая внешне подозрительно напоминает вок, только меньше размера, более толстого металла и без ручек.

Надо ли говорить, что карай — это мясо, ведь дело происходит в Пакистане, и чаще всего — это курица или баранина. Жарят в двух объемах — либо килограмм, либо полкило. Жарят либо на “пешаварский” манер с помидорами, либо “ханди”, “белый” вариант, то есть добавляя йогурт. В любом случае в соусе будет зеленый свежий острый перец, который есть не надо, может быть худо. Ханди — более гуманный вариант, и все же…

Вообще, в меню одного ресторана я насчитал одиннадцать видов карая, но вот официант смог только объяснить все то же: где-то больше перца, где-то помидоры, где-то йогурт.

Едят карай со свежими лепешками или реже с рисом, запивают холодной водой, что на первый взгляд звучит совершенно неразумно, потому что плохо для желудка, но так делают все местные, и через некоторое время вы будете делать тоже.

Коротко, карай — это очень вкусно, как может быть вкусна еда из свежего мяса, которое стремительно приготовили у вас на глазах и подали с только что испеченным хлебом. Стоимость — от 8 до 14 долларов за килограмм. Половины с лепешками вполне хватает, чтобы вдвоем налопаться.

Далее то, что в наших краях называют шашлык. Вариант кусками с костями или без костей будет называться “тикка” или “боти” (тут ударение на второй слог), и в самом простом варианте это будет куриная ножка на вертеле, стоимость в районе полутора долларов.

Молотый вариант называется “кебаб” и может быть в том числе из говядины. В меню, кстати, попадался боти из говядины, но я его прозевал, хотя это могло быть интересно. Стоимость от трех до пяти долларов за “тарелку”, что автоматически означает, что кебаб будет не один.

“Корма” — мясо в пряном соусе, вкусно.

* * *

Итак, мы поужинали в Даду лепешками, килограммом куриного карая в сопровождении двух порций специального риса с овощами, яйцом и кусочками курицы, после чего Мустак заявил, что готов ехать дальше. Это был наш самый дорогой ужин за всю поездку — на троих он обошелся в пятнадцать долларов. Надо ли говорить, что мы съели далеко не все.

Дальше пошло интересно, потому что уже второй раз за день мы нарушали данные рекомендации — не посещать Раникот и не ездить в темноте. Дяденька в гостурбюро в Карачи был на этот счет категоричен — “по ночам нельзя”.

Довольно скоро нам попался полицейский пост, и я напрягся, потому что про пакистанских полицейских, по крайней мере прежде, писали, что они сами не лучше любых разбойников. Рекомендовалось просто не отдавать им в руки свои документы, а иметь на этот случай копию, потому что вернуть документы скорее всего получалось только за деньги. А тут ночь.

Нас остановили, полицейский заглянул в машину, спросили о чем-то Мустака, и махнул рукой, разрешая ехать. Довольный Мустак захихикал.

— Он спросил, кто вы, — сказал он. — Я ответил, что вы русские туристы, которые приехали проверить, насколько безопасно в Пакистане, чтобы потом рассказать об этом на родине.

Не знаю, правда ли это, но больше нас действительно ни разу не остановили, хотя такого количества полиции на дороге я не видел ни разу — посты были через каждые пять километров.

Мы бодро ехали, и было уже одиннадцать вечера, когда стало ясно, что до Суккура имеем шанс доехать только через час-полтора, и мы решили свернуть в Ларкану.

Я ничего не могу рассказать про этот город кроме того, что мы там переночевали и позавтракали. На завтрак была яичница рода “скремблд” — то есть скобленая (излюбленная у нас “болтунья” все-таки выглядит по-другому) и с мелко нарезанными овощами. А что касается ночлега, то Марина выбрала в сети заведение подороже, где мы сговорились за комнату с сейфом за тридцать долларов вместо сорока.

Персонал, кстати, был в раздумье, уступать ли нам в цене, как вдруг из совершеннейшей ночи возникла темнолицая барышня из Судана, которая тоже снимала апартаменты. Мы немного поболтали, она кивнула персоналу, и те почему-то согласились.

Наутро выяснилось, что мы находимся, так сказать, в вотчине семейства Бхутто, и гостиница в частности принадлежит родственникам Беназир Бхутто — если кто не знает, она была премьер-министром Пакистана и была убита.

Мохенджо-Даро–деревня в Пенджабе, не доезжая до Уча

Разглядывание карты после поездки привело к выводу: вместо Ларканы, вероятно, разумнее нам было ехать непосредственно в Мохенджо-Даро, тем более что даже восьмилетней давности “Лоунли плэнет” анонсировало пару мест для ночлега вблизи. Расчет тут простой — после Мохенджо-Даро наш путь лежал в сторону Бахавалпура, а для того чтобы увидеть Мохенджо-Даро, пришлось возвращаться. То есть мы наездили километров семьдесят просто так.

Пишу это к тому, что вы можете спланировать иначе, мы же в тот день просто устали, и метаться в темноте в поисках жилья не хотелось.

Мы тронулись из Ларканы и минут через сорок прибыли на место. Крашеный металлический забор, касса, билеты по пять долларов. Продавцы бутылок с холодной газировкой. Все признаки турместа. Однако переживать пришлось недолго. Вот представьте египетские пирамиды без туристов. Без продавцов всего на свете, без жуликов с верблюдами, гидов, безо всей накипи. Вы и пирамиды.

Тут даже можно немного помолчать, чтобы воображение смогло взволноваться до необходимой степени.

Нет, давайте скажем правду. Во-первых, был некий местный гражданин, который было побрел с нами, но мы попросили его отстать, и он тут же отстал. Во-вторых, была пара групп пакистанских туристов числом человек десять в целом и два иностранных человека — один, как и положено, японец, с очками, фотоаппаратом порядочной величины и в сопровождении примерно пяти человек, притом что один из них был с автоматом, другой — немец, тоже с гидом, но без охраны.

Теперь про само место. Оно немаленькое по размеру, и час, полтора, а то и два можно по нему бродить. Вдохновляться нужно тем, что вы находитесь в городе, который построили четыре с половиной тысячи лет назад, что совершенно очевидны улицы, многие из которых сходятся под прямым углом, и сведениями, что в городе была общая канализация.

Если все равно непонятно, то Мохенджо-Даро — это самый большой город хараппской (по другому — индской) цивилизации, которая в комплекте с Междуречьем и египетской составляет три самые старые цивилизации человечества.

Еще проще, хараппская цивилизация — это времена бронзового века. Давно то есть. Совсем давнее все это было.

Впечатления — да, ходить интересно. Есть таблички, которые сообщают, что это вот дворец, а это еще что-нибудь, но не это главное. Мохенджо-Даро — город удивительно сохранный и единообразный, так скажем. Стильная такая штука.

При развалинах существует музей, но платить очередные восемь или десять долларов желания не было, и мы поехали Бахавалпур.

План выглядел так. Мы осматриваем Уч, едем в Деравар-Форт, достигаем Бахавалпура, где ночуем.

Что получилось. По карте между Ларканой и конечным пунктом — около двухсот пятидесяти километров, плюс прибавьте сюда те тридцать, что от Мохенджо-Даро до Ларканы. Получается около трехсот, а солнце садится в половину седьмого, когда из Мохенджо-Даро мы тронулись около часа. В общем, простой расчет показывал, что мы не успеем. Или успеем далеко не все. Тем более что Мустак упорно вел машину не быстрее семидесяти километров в час. На вопрос, нельзя ли побыстрее, реагировал четко: “Это лучшая скорость, чтобы все хорошо разглядеть”.

Солнце начало снижаться, а мы еще были километрах в ста от Бахавалпура. Вот тут-то Мустак и предложил переночевать у его дочки в деревне.

* * *

У Мустака, как он сказал, пятеро детей и восемь внуков в его пятьдесят пять. С его же слов, среднее количество детей в пакистанских семьях — девять. Так что Мустак отстающий.

В деревню мы в очередной раз добирались в полной темноте, а когда въехали внутрь поселка, самым интересным было обнаружить компании людей, которые сидели или лежали на неких помостах в полной темноте — машина выхватывала их оттуда светом своих фар.

Мы довольно долго пробирались — как оказалось поселок не маленький, что-то около десяти тысяч человек — и наконец приехали. Нас встретили несколько детей с фонариками — электричество в деревне отсутствует, — и мы оказались во дворе за высоким забором и воротами.

Дом оказался устроен следующим образом: вначале небольшой двор, где сразу за воротами справа туалет, он же душ, пройдя дальше — кухня, где в том числе была стиральная машина, снаружи — тоже кухня, но летняя — практически просто электрическая печка. Слева, ограничивая первый маленький двор, отдельное строение, внутри которого единственная комната, как бы сказать, “парадная”. Там на стене были фото хозяйки дома, дочери Мустака, вместе с мужем, как видно сделанные во время свадьбы портреты. По стенам посуда не на каждый день, ковры, большая кровать. В этой комнате на ночь были торжественно спрятаны наши рюкзаки и на дверь повешен отдельный замочек. Дом напротив описанного, в крайне правом углу которого находилась упомянутая кухня, — перпендикулярный маленькому дворику, и вдоль него образуется уже двор большой.

В этом дворе (собственно, начиная с маленького) стояли в ряд шесть или семь помостов — лежанок, сделанных как кустарная деревянная рама с натянутыми на нее переплетающимися полосами очень грубой ткани. На топчанах лежали и сидели люди — старушка, тетеньки, девушки и несколько детей.

В глубине стояла корова и несколько овец. Пол во всем дворе — из бетона.

Я описываю так подробно, словно я первый белый человек, попавший в деревенское пенджабское жилище. Хотя в Таджикистане даже в советское время я видел деревенские дома из глины, где никакими стиральными машинами и не пахло. Но вот вдруг вы не бывали в таких местах.

Нам предложили искупаться и постирать шальвари-камизы, пока готовится ужин. Пока мы ели, публика с интересом, но не нахально рассматривала нас. Потом был чай и разговоры. Конечно, немножко ругали Америку.

Вместе с Мустаком я поднялся на крышу дома, куда вела лестница. Наверху вполне ожидаемо сушился кизяк — лепешки из коровьего навоза с соломой — это отличное топливо. Вокруг виднелись соседние дворы, где тоже устраивались спать люди. Мустак сказал, что это дома его родственников, и всего в этой части поселка их проживает около двухсот человек.

Спать можно было в парадной комнате, но я попросился со всеми на улице — так сказать, под звездами. Все растянулись прямо в одежде. Вентилятор шумел, корова с овцами бродила, что-то звякало, но в конце концов мы заснули.

Наутро выражение “пробудиться с первыми лучами солнца” мы испытали на себе и после завтрака отправились в Уч.

Уч–Деравар-Форт–Деранаваб–Бахавалпур–Мултан

В Уч все едут смотреть на мавзолеи и правильно делают, потому что те красивые и интересные. Поначалу Мустак завез нас в какое-то другое место, где было много публики, явно был похоронен кто-то важный и, вероятно, важный для тетенек, потому что именно они толпились вокруг гробницы. Была охрана, которая в кои-то веки заинтересовалась нашими рюкзаками, а также были базарные ряды со всякими поделками и сладостями. Из поделок за три доллара был приобретен очередной платок такого фасона, как, нас уверили, делают только в Пенджабе, пара тарелок для хлеба из раскрашенной пальмовой соломы за доллар штука и двести грамм халвы.

Потом мы нашли нужные мавзолеи и полезли на них любоваться.

Полезли в прямом смысле, потому что взбираться надо по довольно крутому склону, который представляет собой старое кладбище. Мавзолея три, они совершенно очевидны, потому что здоровенные и стоят недалеко друг от друга. Я видел прежде пару снимков, и каждый раз казалось, что они находятся в чистом поле — это не так. Все можно обойти за пятнадцать минут — не вспотеете, в общем.

Самый известный мавзолей Биби Джавинди представляет из себя, в общем-то, однофасадную стену, но зрелище все равно потрясающее и волнующее.

Два других — Нурия и Баха-уль-Халим — более сохранные, но все три сделаны в одном стиле, цвете — коричневое в сочетанием с зелеными и синими изразцами, получается красиво. Для того чтобы выйти к мавзолею, надо обойти мечеть, где внутри тоже всякие важные исламские штуки — можно посетить.

Места эти туристические, и денег везде потихоньку просят. Особенно был настойчив толстый джентльмен в маленьком храме, где в качестве аттракциона был выставлен здоровый валун с вмятиной на макушке, результате действия божественной силы — какой именно, я прослушал.

Толстяк стучал по ящику для пожертвований как по барабану, и вид у него был требовательный.

Уч — старый город. Якобы его основали за 500 лет до Рождества Христова. Естественно, его посетил Александр Македонский. Он был центром религиозной и культурной жизни, и здесь процветали две наиболее важные суфийские школы. Еще говорят, что Уч — это город ста тысяч святых. Так что имеете шанс столкнуться на улице.

Выпив на улице сока из сахарного тростника (стаканы в эту поездку мы возили с собой; и ей богу, лучше просить сок безо льда и иных добавок — иногда сыпят сахар, иногда молотую корицу, иногда просто воду добавляют, и если сказать, то не будут), мы двинули в пустыню Чолистан, другое название — Рохи. Нашей целью была крепость Деравар.

Деравар-Форт, как пишут, в нынешнем виде построил набоб Бахавалпура из рода Аббаси. На остатках крепости, возведенной до этого раджами Джайсалмера. Так что поехать стоит просто ради одних этих названий.

Я не люблю крепости. Они меня не вдохновляют, ни арабские, ни те, которые построили крестоносцы, ни замок Иф, ни Кремль — который по сути именно крепость.

Деравар-Форт стал исключением, а почему — расскажу по порядку. Когда мы подъехали, как и следовало ожидать, рядом с фортом оказались одни. Ворота были закрыты, но вот через щель в стене вылез парень в джинсах и куда-то ушел. Мы решили походить немного вдоль стен и пофотографировать — воспользоваться щелью было затруднительно, да и было не особенно интересно, ну что там внутри может быть?

Тем не менее чувства потерянного времени не было — стены с сорока бастионами оказались вполне живописными. Из-за своей сохранности и величины — штука в том, что их высота — тридцать метров, а это десятиэтажный дом примерно.

Тем временем Мустак резво отыскал в небольшом поселке поблизости человека, у которого были ключи от крепости. И раз так, то нам пришлось идти внутрь. И вот, должен признаться, там оказалось интересно! То есть форт оказался не просто крепостью, где скучали солдаты, а еще и резиденцией бахавалпурского набоба. Прямо как в детских сказках, когда король или царь сидит во дворце, а вот дворец уже находится в крепости.

Второе — внутри форта все оказалось более или менее сохранно, и дворец, и какие-то подземные переходы, за которыми был резервуар для хранения воды, и какие-то галереи, где по стенам висели сотни летучих мышей, и всякие другие здания, из которых на меня самое большое впечатление произвела тюрьма, на ее втором этаже сохранилась балка виселицы.

Со стен форта и его бастионов открываются виды, в частности, на мечеть с белыми куполами, которая чертовски красиво выглядит, слегка покачиваясь в дрожащем от жары воздухе.

Как оказалось, парень, которого мы видели вылезающим из форта, входит в съемочную группу, что мы встретили в одном из зданий — они были заняты фильмом о Дераваре.

Мы помахали друг другу и отправились прочь, заплатив хранителю ключей пять долларов.

Дальше была мечеть, где шли занятия — это было медресе. С одной стороны мальчики, с другой — девочки. Мы немного побродили по мечети и отправились в сторону кладбища, где традиционно хоронили представителей рода Аббаси.

Оказалось, что внутрь не проникнуть — местные люди сказали, что надо разрешение от семья, на что Мустак заметил, что получить его ничего не стоит. Вот только времени у нас уже не было.

Это был такой день. Мы настаивали на Бахавалпуре, а Мустак упорно повторял, что мы должны заехать в Деранаваб, там, дескать, есть какой-то дворец и опять-таки живут его родственники. Мы сопротивлялись, потому что спешили и хотели быстрее попасть в Лахор, но вот за спорами неожиданно быстро подъехали к большим воротам, за которыми виднелась центральная аллея, ведущая к большому дому.

На языке сераики слово “дера” — обозначает “поселение” или “лагерь”. “Наваб” — хорошо известный вам “набоб”. То есть Деранаваб переводится вполне понятно. Но я ничего не могу сказать собственно про сам городок, потому что мы довольно быстро его покинули. Я могу рассказать про дворец набоба.

Встретивший нас джентльмен, с которым вновь договаривался Мустак, был тощий, маленького роста. Одетый в несвежую белую рубашку, простые брюки и башмаки, на голове он имел невиданный нами прежде головной убор — треугольную, высокую, без полей шапку. Она напомнила мне немного головные уборы суворовских гренадер, ну или, предположим, красную ракету, нарисованную руками неумелого или очень юного художника. Как выяснилось позже — это была шапка точно такая же, как носили солдаты в войсках набоба.

Человек вначале посопротивлялся, но потом согласился и мы подошли ко дворцу, который был заперт. Впрочем, в дверях были дырки, через которые виднелось нечто заманчивое.

— Только ничего не берите, — сказал смотритель, и мы попали внутрь.

Я сделал несколько шагов и не поверил собственным глазам — мы попали в сказку. Как описать вереницу не комнат, а залов, каждый из которых был когда-то чрезвычайно богато убран, где на стенах сохранились обои, на стенах зеркала, а фасады каминов — мраморные, деревянные — были совсем не повреждены, только густо покрыты пылью.

Дворец, а по другому его не назовешь, был не брошен, а оставлен, и солнце, пробиваясь через обветшалые занавеси, отражалось в огромных зеркалах, так что его пятна скользили по паркету и по стенам — все выглядело так, что в доме осталась частица той жизни, которой он когда-то был наполнен.

Залы перетекали один в другой, мы попросили оставить нас одних и еще долго бродили по дому, очарованные увиденным.

Это был не конец. Человек в красной военной шапке был готов провести полную экскурсию, и мы посмотрели каретный сарай с каретами, гараж, с громоздкими, полуразобранными, но даже в таком плачевном состоянии элегантными автомобилями. Мы побывали в домашней мечети — совсем небольшой и какой-то слегка легкомысленной из-за веселой раскраски. Потом были обследованы помещения для слуг, пункт управления электростанцией и оружейная фабрика.

Все, буквально все выглядело так, что люди ушли отсюда, забрав только свои личные вещи. Громоздились кучи заготовок для изготовления ружейных лож, охотничьи патроны в одном из ящиков были совершенно сохранны. Удивительное место.

Мы бродили по территории поместья уже довольно долго, конца разным строениям не было, а солнце начинало садиться — пришлось уезжать, подарив смотрителю очередные пять долларов.

Если будете рядом — не пропустите.

* * *

Мы съели арбуз и поехали в Бахавалпур, где ожидалось посещение музея, который, как было сказано, должен был быть открыт до восьми вечера. Далее мы собирались переночевать, чтобы на следующий день расстаться с нашим водителем. До Мултана и до Лахора мы планировали добраться на автобусе сами — машина нам не нужна была больше.

Не тут-то было. Представить себе дальнейшее развитие событий мы уже совсем никак не могли.

Добравшись до Бахавалпура, мы попросили Мустака подсказать нам, где мы можем раздобыть выпивку и отвезти нас в “Пак континентал” — место, которое мы наметили для ночлега, находится в торговом комплексе Бобби-плаза на Серкулар-роуд.

Мы поездили по ярко освещенным улицам в центре города, нашли нужное место, более того, в одном из магазинов, где продавали ткани, у Мустака нашлись знакомые, которые пообещали помочь с алкоголем, а мы, предвкушая отдых и ужин, отправились в гостиницу.

“Пак континентал” оказался вполне чистым, мы договорились за тридцать долларов против сорока, но тут объявилась закавыка — как сказал портье, у них сегодня ночует (находится? присутствует с инспекцией?) некий представитель секретной службы, и они должны сначала посоветоваться с ним.

Секретный человек оказался молодым, в синей майке, в шлепанцах и с маленькой дочкой за руку. Он сказал “нет”, и начались длинные, со стороны бессмысленные разговоры, в которых принимали участие все кроме нас.

“В чем дело?” — спросили мы и получили ответ, что в этой гостинице нам оставаться нельзя, но вот есть другая, но она дорогая, за 70 долларов. Впрочем, есть выход — мы можем проехать до одного места, до него не очень далеко, и вот там может быть другая подходящая гостиница.

“Хорошо”, — сказали мы, но время все тянулось, когда наконец стало ясно, что мы ждем полицейский эскорт. Он приехал на открытом грузовичке, украшенном по заднему борту надписью на английском языке “Бесстрашный”.

Все шло отлично, мы доехали в темноте до какого-то места, нас передали в руки другой бригаде, и мы снова нырнули в темноту. Наконец гостиница. Персонал был встревожен наплывом вооруженных людей. Мы в очередной раз посмотрели комнату, поторговались, договорились, но… общим решением присутствующих полицейских и персонала было решено, что это место нам не подходит из-за “отсутствия охраны”.

— Ладно, — сказал я. — Везите нас назад в Бахавалпур, в самую дорогую гостиницу с самой большой охраной, мы хотим спать.

— Нет, — ласково отвечали полицейские. — Давайте лучше поедем в Мултан. Там полно гостиниц, и вы сможете остановиться в любой.

Так мы вне своей воли оказались в Мултане, на подъезде к которому были переданы третьей на сегодняшнюю ночь компании героев.

— Куда вам надо? — спросили герои.

Я выругался, применив объемные и экспрессивные русские слова. После этого перешел на гражданский язык.

— Нам надо в гостиницу, — сказал я. — В центре города. Гостиница должна быть хорошая. Это первое. Второе — в Бахавалпуре у нас была очень хорошая гостиница за тридцать долларов. Дороже платить мы не собираемся. Вы нас оттуда вывезли, вы нас здесь и поселите.

— Хорошо, — сказали герои и первым делом привезли нас к гостинице “Рамада”, где, как я выяснил позже, самый недорогой номер стоил 220 долларов. Правда или нет, но якобы там не оказалось мест, и мы переехали в следующую гостиницу совсем рядом с “Рамадой” на той же Абдали-роуд, практически на углу с Наван-Шехер-чоук.

Я не запомнил ее название, но если вам сильно захочется найти это место, то вот между “Рамадой” и бюджетным “Таджем”, вы ее и обнаружите. Ориентир — стеклянная облицовка шахты лифта на фасаде здания.

Мы немного подождали в машине, а потом нас позвали наверх, где мы увидели нашу личную группу вооруженных людей и персонал гостиницы, который — по лицам было видно — согласен был почти на все.

Комната оказалась большой, белье обещали поменять, был большой плоский телевизор, холодильник. Цена — тридцать долларов вместо сорока пяти.

— Ладно, — сказали мы и расстались, думая, что навсегда.

Скажу, что это был первый случай в моей жизни, когда нас повсеместно сопровождали вооруженные дядьки. Мы поехали в ресторан — через полчаса они уже сидели за соседним столом. Хотите осмотреть достопримечательности? Пожалуйста. Так что когда рядом с очередным мавзолеем тамошний полицейский пытался было осмотреть наши рюкзаки, я только лениво махал рукой — дескать, вон наша охрана.

За пирожками или манго — с эскортом. Сделать покупки на рынке — охрана была с нами.

В “Рамаде” оказался вино-водочный, и я торжественно ходил туда за напитками, сопровождаемый человеком в черном берете с “калашниковым” в руках.

Все это было довольно весело и неожиданно, только с какого-то момента дело стало оборачиваться тем, что персонал в гостинице начал уговаривать нас вовсе не выходить из номера. А зачем? Мы вам сейчас все принесем. Пирожки, манго, водку? И водку принесем. Почему? Если вы уйдете, у гостиницы будут проблемы с полицией.

Мы уже стали беспокоиться, что подобное будет ждать нас и в Лахоре, но нет, опека кончилась в тот момент, когда очередной патруль отвез нас на своей машине на автостанцию и, посадив в автобус, помахал на прощанье рукой.

Теперь про достопримечательности в Мултане. Город как бы туристический для самого Пакистана, и ехать сюда надо чтобы смотреть “голубые купола”, гробницы, мечети — тут их тьма.

Самое простое, с чего можно начать — это отправиться в форт Касим-Баг. Это некие остатки крепости, которые вы можете обнаружить, но не это главное. Главное то, что в пределах этой бывшей крепости находятся три интересных места — мавзолеи шейха Рукн-и-Алама и Баха-уд-Дина Закарии и некий госмагазин.

Мавзолеи — да, большие, внешне и внутри интересные. Как обычно, платится какая-то мзда за хранение обуви. Госмагазин — место, где вы сможете приобрести сувениры. Дело в том, что именно про Мултан романтический как всегда “Лоунли плэнет” написал, что там можно приобрести шелковые мужские рубашки, “хусса” — те самые туфли с загнутыми носами, ковры, лампы из верблюжьей кожи и “знаменитую синюю мултанскую керамику”.

Мы блуждали туда и сюда по рынку, не находя ничего из перечисленного за исключением хусса, пока один из наших полицейских не сказал, что он знает где найти “синие тарелки и другую посуду”. Так вот — когда вы будете входить в форт, поднявшись наверх, путь там один и ошибиться сложно, то по правую руку будет одноэтажное строение без вывески, подойдя к которому, вы обнаружите лестницу, ведущую резко вниз. В подвале, собственно, указанный госмагазин и находится.

Да, там есть абажуры и лампы из верблюжьей кожи (как отличить ее от коровьей, я, например, совершенно себе не представляю) и много действительно в основном сине-белой раскраски керамики. Керамика красивая и недорогая, большая плоская тарелка — два с половиной доллара. При попытке торговаться сказали, что у них цены фиксированные и сильно ниже, чем на рынке. Так это или нет, не знаю, но вот когда мы нашли еще один, большего размера, очередной госмагазин с сувенирами, то цены там оказались действительно немного выше, чем в подвале.

Интересно, что охранявшие нас полицейские тоже не удержались от покупок. Некоторые из них приобрели сувенирные мечи небольшого размера.

* * *

Следующая наша цель — мавзолей султана Али Акбара, находится в стороне от первых двух, и туда надо ехать на рикше, что заняло минут двадцать. Мы спустились с холма, на котором находится форт, с другой стороны и попали на птичий рынок. Там интересно побывать, потому что кое-каких птиц я, например, вообще никогда не видел, а потом — вдруг вам захочется приобрести павлина?

Кроме птиц на рынке есть также щенки, котята, бурундуки какие-то. Осмотрев все мы поехали смотреть на мавзолей султана, что успешно и осуществили.

Хороший мавзолей.

Дальше уже вместе с полицейскими была осмотрена мечеть Идга, что в переводе означает “праздничная”. Красивая мечеть.

К концу первого дня в Мултане мы распрощались с Мустаком, дав ему денег на топливо до Карачи и чаевые в размере пять долларов за каждый день.

Лахор

Билет на автобус мы забронировали из гостиницы — я попросил сделать это портье, потом с утра был подан полицейский автомобиль, и нас торжественно отвезли на автостанцию, где мы выкупили билеты, каждый по 10 долларов за пять часов пути.

Водитель немножко заблудился, и мы ехали шесть. Была одна остановка с туалетом, в пути показывали кинофильмы.

Автовокзал в Лахоре находится довольно далеко от центра, ехать туда на рикше примерно полчаса и два доллара.

Примечание о рикшах. Точнее, о способах, с помощью которых они попробуют у вас отнять деньги. Вариант номер один — на вопрос о цене называется сумма икс, по приезду же заявляется, что названный икс подразумевался за одну персону. Второй вариант. После названной цены и старта рикша номер один довозит вас до ближайшей рикшечной стоянки, заявляет, что у него поломка, и что вас довезет другой человек. Другой человек назовет другую цену. Вариант три — получестный. Отвезти вас к какой-нибудь далекой достопримечательности, а там уже объявить, что назад будет в два раза дороже. Из совсем детских — “у меня нету сдачи”. Или вот недодать ее.

Все это мы прошли. И вы наверняка проходили в странах вроде Индии. Но, во-первых, в Пакистане — это редкость, а, во-вторых, я столкнулся с тем, что рикша мне вернул деньги, когда я по ошибке дал ему больше, чем нужно.

Гостиницы. Мы прожили в Лахоре почти неделю и практически все это время на Эббот-роуд в районе Лакшми-чоук. Собственно, когда-то именно на этой улице мы провели одну ночь в гостинице “Санаи”, и мы начали с нее. Цена за шесть лет изменилась с 18 долларов до 35, зато гостиницу с тех пор явно не ремонтировали. В номере, который нам показали, было очевидно грязно, в следующем протекал унитаз. При этом торговаться менеджер с нами отказывался.

Хорошо, — сказал я, — мы заплатим вашу цену, если вы почините унитаз. Если вам это не удастся, то мы платить не будем, договорились?

Давайте мы лучше покажем еще какой-нибудь номер, — был ответ.

Мы покинули “Санаи”, осмотрели еще пару гостиниц поблизости, где цена была в двадцать и тридцать долларов соответственно, и там были согласны торговаться, но нам не понравилось. Время шло, и мы в конце концов остановились в конторе со звучным названием “Националь” — это я к тому, что на пышные название в Лахоре не скупятся.

Двадцать пять долларов, и на следующее утро мы съехали. Чтобы не углубляться в детали, скажу лишь, что нас покусали клопы. Это, кстати, первый раз в жизни.

На Эббот-роуд много гостиниц, они идут практически дверь в дверь, и следующая нас вполне устроила. Чистый отремонтированный номер, в котором было все, что нужно. Двадцать долларов вместо тридцати.

Примечание про подачу электричества в Пакистане. Штука заключается в том, что несколько раз в сутки во всех городах, где мы были, а я подозреваю, что и во всей стране, отключается электричество. Это означает перерыв в просмотре телепередач и, что гораздо существеннее, остановку кондиционера.

Вы, как и мы, можете подумать поначалу, что дело в ущербности самой гостиницы, и начать требовать другой номер или еще что-нибудь в этом духе. Постоянно электричество будет только в самым дорогих отелях, потому что у них свои генераторы, в бюджетных же или средней руки самое разумное попросить, чтобы вам на бумажке написали график отключения энергии. Это поможет не нервничать.

Итак, мы поселились в гостинице “Бактавар”, и отправились на Говал Манди — съедобную улицу.

Днем по этой улице ездят машины, но начиная с пяти часов и до позднего вечера, на тротуар выставляют столы со стульями, поднимаются железные шторы, превращая первые этажи зданий в кухни, и на Говал Манди начинается жизнь.

Мы побывали на этой улице, впервые оказавшись в Лахоре, и тогда мне показалось, что улица гораздо длиннее, людей — море и все как-то сногсшибательно. На этот раз впечатления оказались скромнее — может быть потому, что на Говал Манди стало действительно меньше кухонь, меньше людей стало здесь столоваться. Может и так, только кормят по-прежнему вкусно. Смело заказывайте карай из баранины или “так-так” — жаркое из бараньего мозга, яичек, почек и прочего. Название звукоподражательно, потому что готовится эта еда на открытом раскаленном круглом плоском противне, куда сырые куски выкладываются, а повар двумя ножами, больше похожими на строительные шпатели, рубит их, переворачивает. Все это действие сопровождается металлическим звоном, и надо ли говорить, что на Говал Манди звон этот музыкальный, отточенный, щегольской.

Полкилограмма бараньего карая в сопровождении еще какого-нибудь мясного блюда, вода, лепешки обходились нам на Говал Манди в районе десяти долларов.

После еды следующей нашей целью был разрекламированный в “Лоунли плэнет” хостел “Регал интернет инн”. Соль рекламы заключалась в том, что якобы хозяин, содержатель хостела, некий Малик, обладает разнообразной информацией и, в частности, в четверг (а мы специально приехали в четверг) мог подсказать, как побывать на собрании певцов, исполняющих “каввали” — суфийские песнопения. Плюс поучаствовать в ночи суфиев, и надо сказать, что эти два аттракциона как-то немного смешивались в моем воображении.

Как бы то ни было, мы нашли “Регал интернет инн”, который находится в переулке, служащим как бы продолжением Регал-лейн, если перебраться через Молл.

Примечание про произношение. Молл? Никто не знает такой улицы. Молл-роуд? То же самое. Малл-роуд? Не знает никто. Малл — знают. Тоже самое с Говал Манди. Вы не так произносите — вас не поймут. И так далее. Переходите к следующему рикше. Рано или поздно найдется самый сообразительный победитель.

Другой вариант. Попросите в гостинице написать нужные для вас названия на урду и просто показывайте карточку.

Правда, некоторые рикши не умеют читать.

* * *

Малика в легендарном хостеле больше нет. Вместо него есть “менеджер” — молодой парень в майке, трусах и с бородой. Тут-то и выяснилось, что песни каввали отдельно, а ночь суфиев отдельно. И песни уже отзвучали — представление проходит примерно с двенадцати до пяти часов пополудни. Зато суфии вполне доступны, так как шоу начинается в десять вечера. Мы задали еще кое-какие вопросы и отправились восвояси.

Как искать “Регал интернет инн”? Либо рикша везет вас до Регал-лейн, а дальше, как уже было сказано, вы пересекаете Молл, входите в маленький переулок, где с правой стороны будет вход на крутую лестницу, по которой нано будет подняться до конца, вплоть да закрытой двери. Вы постучите, вам откроют. Сам вход с улицы незаметный, но вокруг будут местные, которые подскажут.

Итак, мы уселись на рикшу и отправились к святилищу Баба-Шаха Джамала, где все должно было происходить. Ехать с полчаса, дальше все понятно, потому что вы окажетесь среди прибывающей публики, за которой просто надо идти, вернее, даже вас просто подтолкнут в нужном направлении.

То, что будет потом — это первоклассное приключение. Нечто такое, о чем когда-то мечтали подростки, читая про недосягаемые в своей экзотичности страны. Нечто такое, чего не удастся испытать никому из живущих вокруг вас взрослых.

По узкой лестнице надо забраться наверх, где вы окажетесь во дворе святилища. Мы приехали к половине десятого, и двор был уже практически полон, люди сидели на мраморном полу, на ступеньках — повсюду. Распорядитель, некий здоровенный дядька, усадил нас на ступени в непосредственной близи у решетки, которая запирала собственно могилу Баба-Шаха Джамала. Во дворе царила темнота. Разрешали ее несколько тусклых фонарей по бокам. Рядом с нами несколько тощих парней закурили гашиш.

Публика прибывала, а потом дикий голос из сидевшей толпы закричал что-то похожее на стихотворную строку, и конец ее подхватили остальные не менее отчаянным и страстным ответом. В особенности произвело впечатление, что когда первый припев кончился, остаток фразы, как эхо, как несколько раз подпрыгнувший тяжелый жесткий звук-шар, прозвучал еще несколько раз, при этом меняя интонацию.

Среди сидевших поднялся человек и стал раз за разом издавать похожие призывы, и толпа кричала в конце, и ухала, как будто вонзала голоса в воздух после. Гашиш теперь курили со всех сторон, из огромной алюминиевой кастрюли с крышкой каждый мог зачерпнуть себе воды.

А потом стали раздавать бесплатное угощение — сладкие пирожки и бананы. Публика прибывала. Распорядитель заставлял всех тесниться, добиваясь, чтобы недалеко от входа оставалась площадка. Мы еще не знали зачем.

Первый барабанщик, невысокий, щуплый и с черной бородой, набросил себе на плечи накидку из какого-то мерцающего светлого материала, и по всей ее поверхности вспыхнули вышитые или нарисованные звезды. Мы с Мариной переглянулись с улыбкой — несмотря на все впечатление, которое на нас произвело происходящее, наряд выглядел комичным.

Человек повесил себе на шею большущий барабан и попробовал звук. Прежде я такого не видел — кожа на барабан была натянута по бокам, и если одной рукой музыкант задавал ритм, то второй — выводил мелодию. Он издал несколько виртуозных трелей и на минуту остановился.

Не знаю удается ли мне это передать, но с каждым мгновением, не резко, но постоянно обстановка в святилище становилась все более не то чтобы напряженной, но сгущающейся, и ритм, нерв этой обстановки становился все более острым.

К первому музыканту присоединился второй. Вновь зазвучали стихотворные призывы, и двое парней, которые теперь сидели рядом с нами, достав мешок конфет стали раздавать их соседям и горстями кидать в публику.

Барабанщики взялись за дело всерьез. Ритм стал совсем быстрым, свет выключили, и наступила абсолютная тьма, где под единственным едва видимым пятном света мелькали руки музыкантов. На таким большим трудом спасенную площадку стали выходить танцоры. Завертелись тела — дело пошло совсем быстро.

В общем, я еще долго мог бы описывать происходившее, но прервусь — это просто стоит видеть, в этом стоит участвовать. И не было ничего странного, когда в какой-то момент, в тишине, в ответ на очередной призыв, я услышал чей-то крик и только через секунду понял, что это кричал я.

Словом, если вы окажетесь в четверг в пенджабском Лахоре, то не пропустите церемонию в святилище Баба-Шаха Джамала — вы поймете, что жаркая тайна, которая глядела на вас в детстве с киплинговских страниц, жива по сей день.

С Молла до святилища доехать на рикше стоит полтора доллара.

* * *

Главная улица Лахора — Молл — и сама достопримечательность. Здесь находится пара музеев, среди них знаменитый Лахорский, который организовал и курировал папа Киплинга. Есть здание почты колониальных времен. Множество старых зданий, на которых сохранились прежние названия, даты постройки, указания, что в этих зданиях находилось. В одно из таких, движимый любопытством, я вошел. Над входом значилось, что внутри находится что-то вроде “комиссионерского предприятия такого-то с сыновьями”. Почти что сразу за порогом стоял высоченный шкаф, где были выставлены различные мундиры, военные головные уборы, нашивки, в глубине помещения виднелись стеллажи, поднимавшиеся до потолка, столы — контора.

Так же случайно мы оказались еще в одном заведении, привлеченные тем, что рядом со входом под стеклом были вывешены таблички, где демонстрировались разные патроны, к которым были сделаны поясняющие подписи. В этой конторе, если я правильно понял, торговали подержанными, в том числе и совсем старыми, охотничьими ружьями. Именно они были выставлены за стеклом в шкафах, которые тянулись вдоль стен. Сидевшие внутри старички сердито объяснили нам, что продают только владельцам пакистанских паспортов, так что мы обошлись без покупки какого-нибудь антикварного “Гринера” или “Вестли-Ричардса”.

Мы посетили почту, и это действительно интересно — там можно разжиться пакистанскими марками и обтереть локтями стойку, на которой лет сто пятьдесят назад, возможно, писал телеграммы Редьярд Киплинг.

Уже упомянутый лахорский музей — еще один памятник его семье, но самое главное, самое удивительное и великолепное — это Зам-Зам, пушка Кима, которая по-прежнему на месте.

Мы ехали к музею, я, сжав зубы, сказал себе — “теперь или никогда”, — и когда рикша остановился, прямиком направился к пушке. На снимке шестилетней давности, я увидел, что и прежде она стояла на этом месте, однако я тогда я не знал деталей. Мне показалось, что она стоит просто на разделительной полосе, на каком-то невысоком постаменте. А раньше, при Киме, она (мне так тоже казалось) стояла во дворе музея.

И то, и другое оказалось неверным. Во-первых, роман Киплинга начинается словами: “Вопреки запрещению муниципальных властей, он сидел верхом на пушке Зам-Заме, стоявшей на кирпичной платформе против старого Аджаиб-Гхара, Дома Чудес, как туземцы называют Лахорский музей”

Во-вторых, когда я подошел к пушке, то обнаружилось, что вокруг постамента сделан ров-фонтан шириной чуть больше метра и глубиной примерно в два. Он был выложен голубенькой плиткой и декорирован прожекторами, заключенными в металлические, сделанные из толстых прутьев защитные кожухи. Я встал на один из них, предварительно оглядевшись, чтобы убедиться, что поблизости нет полиции. Все-таки пушка Кима — это самый узнаваемый в мире символ Лахора. Ну, как Мавзолей в Москве.

Площадка с пушкой была рядом, рукой подать, но шагнуть на нее я не мог. Я размышлял некоторое время, а потом вдруг понял, что я уже у колеса Зам-Замы, потому что прыгнул и теперь дрожу от страшного волнения, потому что до исполнения стародавней, невозможной, небывалой детской мечты оставалось сделать совсем немного.

Сначала я думал, что на пушку я заберусь по колесу, но это оказалось невозможно. Я ходил вокруг пушки, которая была выше моей головы, пока просто не полез по лафету.

Я забрался на нее и сел верхом. Вопреки запрещению муниципальных властей, я сидел верхом на пушке Зам-Заме, напротив Аджаиб-Гхара, Дома Чудес, как туземцы называют Лахорский музей.

Здесь я сделаю паузу. Все-таки когда я читал эту книжку, мне было лет десять-одиннадцать. Прошло всего лишь сорок лет, и мое невозможное, небывалое желание исполнилось. Я побывал на Луне, завидуйте.

* * *

Когда я слез с пушки и вернулся к тому месту, откуда прыгнул, оказалось, что назад мне не перебраться. Все просто — прыгал-то я с маленькой площадки на большую, а назад нужно было наоборот. Марина протягивала мне руку, но было не дотянуться. Я решил спуститься в свободный от воды ров-фонтан, и выбираться оттуда.

Полицейский возник ниоткуда, протянул мне руку, перетащил наружу, развернулся и ушел. Я присмотрелся и понял, что совершал все свои эволюции на глазах пяти или шести полицейских, которые сидели напротив пушки в тени дерева.

* * *

В Лахоре есть зоопарк. Про который я прочел, в частности, что первый птичий вольер в нем был сделан еще при моголах в пятнадцатом веке, что автоматически делает этот зоопарк едва ли не самым старым в мире.

Где находился этот самый вольер, я не знаю, но нынешний зоосад находится в самом центре, и, о чудо! на входе цена билетов для всех (то есть и для иноземцев тоже) одинакова — 15 центов с человека. Правда, для мальчиков и для девочек билеты продают в отдельных кассах, и входы для них тоже разные.

В лахорском зоопарке большая коллекция павлинов и фазанов. Есть кролики, а в их клетке крысы, которые столовались там же. Мы посмотрели на обезьян, на небольшого слона, на лиловых, в прямом смысле этого слова гиппопотамов, и оказались в тигро-львином отделении. Из табличек рядом с клетками я узнал, что, во-первых, тигры тяжелее львов, а во-вторых, что они сильно дольше живут. Все это было очень интересно, и мы уже собирались уходить, как Марина обнаружила львенка.

То есть сначала, как она говорит, ей показалось, что в клетку к здоровенной львице подбросили мягкую игрушку. Но вот “игрушка” поползла, зевнула, и сразу стало ясно, что это совершенно крошечный лев. Новорожденный, он даже не умел ходить, его лапки расползались “шпагатом” — зрелище было самое умилительное.

Марина сделал пару снимков львенка, и тут у нас сломался фотоаппарат — перегрелся на солнце. Было обидно — у нас было сколько угодно снимков павлинов, фазанов, кроликов и крыс, а такого замечательного льва только два, да и те неразборчивые.

Мы пришли на следующий день и сделали нормальные снимки. А потом, еще через день мы снова оказались там, потому что зоопарк со львенком все время оказывался у нас на пути. Клетка была пуста! Львенок пропал.

Мы пустились на поиски и, наконец, через какое-то время выяснили и даже увидели, что он жив и здоров, узнали, что его обследуют, и что не только подойти поближе, но даже и сфотографировать нельзя. Львенок сидел под стулом одного из сотрудников зоопарка на зеленой лужайке и был недосягаем.

Чудо произошло на следующий день, когда мы оказались в зоопарке в четвертый раз. Мы подошли к прежней лужайке, где как раз проходила фотосессия. Нашего чудесного льва держала в руках какая-то вульгарная тетка, как я естественно предположил — жена директора зоопарка. Это было возмутительно и очень обидно.

Наконец съемка закончилась, тетенька и ее сопровождение ушли, и мы спросили можно ли наконец нам сделать пару снимков, хотя бы вот отсюда, издалека. Почему издалека, спросили сотрудники, подходите сюда, сказали сотрудники, и дали нам львенка в руки. Ему было восемь дней отроду, он как-то немного скрипел и бессмысленно озирался.

Уже вернувшись домой Марина нашла информацию, что льва как бы “усыновила” некая пакистанская актриса и назвала его “Шенко” “в честь российского футболиста”. Шевченко? Ещенко? Сотрудники сказали, что льва назвали “Сильный”, как и переводится “Шенко”

Примечание о России и вообще о политике.

Из русских в Пакистане уверенно называют Марию Шарапову, ну и Путина — куда без него. К России относятся, как мне показалось, скорее положительно. Про войну на Украине никто не спросил, и это лишний раз укрепило меня в мысли, которая не раз мне приходила в голову во время поездок — людей все-таки как-то больше интересует то, что происходит у них дома. Правда, вот Америка не нравится, но это такое общее место.

Мы говорили с одним человеком про Кашмир, и он строго уточнил у меня знаю ли я, что Кашмир — это пакистанская земля.

Многие спрашивают, нравится ли Пакистан.

Редкий случай, когда совершенно не кривя душой можно ответить утвердительно.

* * *

Мечеть Вазир-хана. Достигается от Эббот-роуд за 80 центов и двадцать минут и стоит потраченных усилий. Это красивое место. Кроме того, это первое место, где внутри мечети я встретил барышню, которая расположилась с непокрытой головой на коврах и фотографировала себя.

Могила Джахангира, который был одним из могольских императоров, и который умер в 1627 году. Могилу оборудовал его сын Шах-Джахан через десять лет, и вы можете на нее поглядеть, тем более что ехать туда долго, так что заодно это еще будет экскурсия по городу.

Вход стоит пять долларов с человека. Стоимость доставки — полтора доллара, и ехать надо минут сорок, если не больше. Мы чуть было не развернулись, узнав цену, но заплатили и не пожалели. Весь комплекс — это большая площадь, где есть разные здания, и то, где находится могила, лишь одно из них. Старые деревья, летают хищные птицы, компания подростков играла в крикет. Могила красивая.

Лахорский форт. Обязателен для посещения, но просто мы там уже были, хотя вот в мечети Бадшахи мы были тоже, но все равно пошли. Очень красивая мечеть. Здоровенная, очень гармонично собранная, и при этом какая-то очень жилая что-ли. Сразу после входа в галерее по правую руку выставка коранов, написанных золотом. Еще один аттракцион, о котором не все знают — если встать посередине любого из переходов, из которых состоит перпендикулярная к первой галерея и крикнуть, то возникнет короткое эхо.

Непосредственно к мечети Бадшахи примыкает базар, и там непременно надо побывать. Базар большой, и зрелище его очень увлекательно. Из практических советов — на базаре надо не зевать, потому что между рядами на хорошей скорости едут по своим делам лахорцы на мопедах.

Еще одно место, которое стоит посетить, если вас интересует антиквариат, — это базар рядом с Ранг Махал чоук. На этом базаре продают всякую металлическую и не только посуду, рядом много ювелирных лавок, так же как и много мест, где выставлена старая металлическая рухлядь. Можно наковырять чего-нибудь интересного.

* * *

В первый приезд было лишь одно такое заведение. Сейчас рядом с фортом и мечетью Бадшахи их несколько. Я имею ввиду “хавели” или многоэтажные особняки, из которых прежде существовал только один, обжитый некоторым художником, а сейчас и соседние дома тоже сделали похожими. Имеется в виду как занимательная начинка этих домов на задах Бадшахи, так и то, что на их крышах теперь сделаны рестораны. Оттуда действительно открываются привлекательные виды как на форт, мечеть, так и вообще на город. Рестораны туристические — это в том смысле, что в них какие-то немыслимые наценки, так еще и пятнадцать процентов прибавляют “за обслуживание”.

* * *

Если вы окажетесь в Пакистане 8 сентября и будете в каком-нибудь крупном городе, то поинтересуетесь насчет парада. Дело в том, что в этот день отмечается победа пакистанского флота над Индией, и по этому поводу устраиваются торжества.

Мы проконсультировались у менеджера в “Регал интернет инн”, и он ввел нас в заблуждение, сказав, что парад начинается в семь утра, а к девяти уже заканчивается, потому что, дескать, жарко.

Мы поднялись без пятнадцати шесть и прикатили к лахорскому стадиону, где, естественно, еще конь не валялся. В восемь стали пускать внутрь, и здесь мы оценили всю выгодность того, что мы не местные. Чтобы долго не рассказывать, мы сидели в центральной ложе — лучшем месте какое только можно представить.

Парад начался в десять, и были самолеты, которые тянули за собой дымные хвосты разных цветов, было театрализованное представление под названием “Спасение заложника оказавшихся в грязных руках подлых террористов” — наши победили, — и, самое главное, было выступление солдат, обряженных в колониальную форму.

Высокие парни в красных британских мундирах проделывали всякие цирковые штуки с винтовками, а потом на поле вышли одетые в килты и попугайной расцветки мундиры и шапки волынщики и барабанщики. Очень интересно.

Если вы окажетесь в Лахоре в любой день, обязательно поезжайте на границу с Индией, потому что каждый божий день там собирается публика, чтобы посмотреть на представление, которое устраивают пакистанские и индийские пограничники при спуске флагов и закрытии границы на ночь.

Вне сомнения все представление согласовано и отрепетировано с противоположной стороной, но суть остается прежней — продемонстрировать какие у нас здоровые и храбрые военные.

Военные действительно как на подбор — все выше двух метров, они как-то быстро и ловко ходили туда сюда, трясли плечами и показывали врагам кулаки. Это было очень впечатляюще и наводило на мысль, что хороши бы вот так все конфликты и решать — потрясая кулаками, но не более того.

Приезжать нужно к пяти и помнить, что ехать на рикше минут сорок-пятьдесят. Доставка стоит четыре доллара, и хорошо сразу договориться, чтобы вас подождали — наш водитель, например, сам посетил шоу.

Женщин и мужчин рассаживают отдельно, но иноземцев оставляют в компании друг с другом, и они располагаются на скамейках, откуда все хорошо видно, но если будет возможность, садитесь как можно ближе к воротам, которые закрывают границу — все самое интересное будет происходить там.

* * *

Отель “Фалеттис” — это самый старый в Лахоре, а возможно, и во всем Пакистане колониальный отель. Когда мы первый раз побывали в стране, он был закрыт, но вот, оказывается, его приватизировали, отремонтировали, навели шик и блеск, и теперь он совершенно доступен.

Мечта побывать, а может быть даже остановиться в этом отеле была у меня еще с прошлой поездки, и теперь она могла осуществиться.

Отель с самого начала предназначался для всякой знати, для богачей, известных людей. Здесь останавливался Отец Нации — Мухаммад Али Джинна, премьер-министр Зульфикар Али Бхутто, здесь жили голливудские звезды Ава Гарднер и Марлон Брандо, также из знакомых лиц можно назвать Раджа Капура.

В холле отеля есть стенд с фотографиями всех героев, и портье прочел мне целую лекцию обо всех этих богачах и лордах.

Вы тоже можете почувствовать себя лордом, особенно если учитывать до какой степени вышколен персонал. Все будут с вами крайне предупредительны, даже если вы просто зайдете с каким-нибудь вопросом. На сайте отеля цены не указаны, но мы побывали в других дорогих гостиницах, и там цены были в двести и больше долларов. В “Фалеттис” стандартный номер стоит сто пятьдесят, и откладывая в месяц чуть больше десятки, за год можно уверенно скопить себе на такое удовольствие.

В гостинице всего 44 номера, она одноэтажная, и в ней действительно все блестит. Даже стандартный номер состоит из двух больших комнат — одна из которых гостиная, а вторая — спальня.

Отрезок улицы Эдгертон, где находится гостиница, недоступен для автомобилей, люди с автоматами останавливают весь транспорт, и проехать можно, если только сказать, что вам в гостиницу. На входе проверяют вещи и вешают на рюкзаки специальную бумажку, что осмотр произведен. На входе и вообще в квартале много охраны.

* * *

Из других развлечений в Лахоре доступен алкоголь, который надо спрашивать в дорогих отелях, и говорить, что вам нужен не “уайншоп”, а “уайнбар”, хотя попадете вы все равно в магазин.

На Эббот-роуд много кинотеатров, можете просмотреть фильм. Их изготавливают в Лахоре, киностудия по аналогии с известным названием именуется Лолливуд, и вроде бы туда можно попасть на экскурсию. Прежде этим занимался уже упоминавшийся Малик, а сейчас мы договорились с менеджером из “Регал интернет инн”, и он обещал познакомить нас с неким продюсером, который в свою очередь провел бы экскурсию. В назначенное время продюсер не появился, на звонок не ответил, и мы бросили эту затею, но у вас может получится.

* * *

Самый быстрый поезд между Лахором и Карачи, как нам сказали в кассе, — это “Каракорумский экспресс”, отправляющийся в четыре пополудни. До этого мы консультировались по тому же поводу на станции в Хайдерабаде, и поезд с таким названием там не упоминался вовсе. Также из четырех перечисленных вариантов у всех было иное время отправления.

Упоминался самый медленный, со всеми остановками поезд в 21:00, который стоил пять долларов, остальные три — “Тезгам”, “Хайбер мэйл” и “Хавали экспресс” — уходили соответственно в 13:30, 7:25 и 17:00, все по тридцати одному доллару.

Мы запросили в кассе самые дорогие билеты и заплатили по 44 доллара. Логика была такая — ехать нам всю ночь, и охота спать, а не развлекать местных и испытывать какие-нибудь неожиданные приключения.

Поезд к отправлению пришел в 16:00 — по расписанию. Мы же пришли на вокзал чуть раньше, чего и вам советую, потому что будет время купить газировку в дорогу (кстати, непосредственно на перроне она дешевле, чем в здании вокзала). Кроме того можно рассмотреть сам вокзал — колониальный стиль. Посмотреть на публику на перроне, на носильщиков, которые носят вещи, даже очень большие, не в руках, а на голове.

Подали поезд с вагонами китайского производства, что означало, что в купе по три полки с каждой стороны, и что в нашем “бизнес-купе” кроме нас будут еще четверо джентльменов. Это было как-то неожиданно и неприятно.

Мы сходили в вагон-ресторан, где оказалась еда практически по уличной цене, и устроились в коридоре, утешаясь джином, который размешали в бутылке с фантой. Настроение было не самым лучшим, как вдруг появились два человека одетые в форму с какими-то аксельбантами и попросили пройти с ними. “Начинается”, — подумал я. — “ Уж больно все как-то гладко проходило в этой поездке”.

Люди с эполетами завели нас в пустое купе и сказали так:

— Это купе будет только для вас. Сюда никто не войдет.

После этого проводники удалились, даже не проверив у нас билеты.

И правда, за всю поездку в дверь стучал только официант из вагона-ресторана.

— Ланч, сэр?

В купе работают одновременно вентилятор и кондиционер, и выключить их совсем не выйдет, потому что жарко. А если оставить, то, скорее всего, вы простынете. Надо во что-нибудь закутываться.

* * *

Поезд пришел в Карачи в половину одиннадцатого. На перроне у дверей вагонов выстроились очереди из одетых в красные жилеты носильщиков, и вот уже через самое короткое время снова оказались в гостинице “Скай тауэрс”. Ехать от вокзала до центра примерно двадцать минут, и стоит это два доллара. Если бы не набитые рюкзаки — дошли бы пешком.

На этот предпоследний день у нас был задуман довольно сложный план — отправиться на Черепаховый пляж (другое название “Сендспит”) искать гигантских зеленых черепах, которые ночью выходят из моря, чтобы отложить яйца.

Было несколько более или менее гарантированных способов осуществить эту затею. Во-первых, можно было отправиться в гавань старого района Кемари и нанять там лодку, которая довезет до нужного пляжа, плюс было смутное ощущение, что хозяин лодки, “просоленный рыбак и мореход”, может знать, где черепах искать.

Мустак, которого мы вновь раздобыли, уверял, что никаких черепах на пляже нет. То есть они есть, но в зоопарке.

Второй вариант — обратиться в департамент бережного отношения (управления) дикой природой Синда, и да, они сказали, что это возможно и будет стоить на двоих сто долларов.

Просоленный мореход в Кемари тоже был готов везти на Черепаший пляж на своей деревянной моторке и просил восемьдесят долларов безо всяких гарантий. Мы сели на такси и попросили везти нас к пляжу.

Приехали в темноте, ведь как я прочел, раньше десяти там делать было нечего. Мы ехали вдоль череды нежилых домиков вдоль моря, пока просто не решили остановиться и выйти на пляж. Аравийское море, так сказать, шумело, но где искать черепах, было совершенно не ясно.

Мы походили минут пятнадцать, освещая песок фонариками из мобильных телефонов, я подивился следам трактора, который вел к одному из домов, и решили сворачиваться. Однако, как выяснилось, не сдался Мустак. Мы вернулись по дороге в селение, которое проезжали незадолго до того, как свернуть к пляжу, Мустак поговорил с аборигенами, многажды прозвучало слово “лалу” с ударением на второй слог, мы снова развернулись и покатили назад, пока не остановились и фары машины не выхватили из темноты стенд со значком всемирного фонда охраны дикой природы.

Мустак принялся звать “лалу”, и лалу появился. Это был мужчина средних лет, и, похоже, мы его разбудили. Тем не менее, услышав слово “качуа”, “черепаха” на урду, он повел нас мимо своего домика на пляж, где к нашему восторгу мы нашли сначала одну, а потом вторую черепаху. Обе они были в ямах, которые выкопали передними ластами, размером они были около метра и злобно шипели, щелкая челюстями и забрасывая нас песком.

Лалу звали Касим, и в его обязанности было отрывать свежеснесенные черепашьи яйца, с тем чтобы потом на спецферме из них выращивали черепах и отпускали в море. Таким образом их поголовье должно было вырасти.

Мы подарили ему пять долларов и поехали назад в Карачи.

К слову сказать, те самые “тракторные” следы, которые мы обнаружили самостоятельно, — не что иное как след от панциря ползущей черепахи. И если вы не сможете найти лалу Касима и будете действовать самостоятельно, то идите по следу ведущему от воды — скорее всего, там будет качуа. Большая и зеленая.

Вся экскурсия на пляж составила примерно три часа и двадцать долларов, которые мы заплатили Мустаку.

* * *

На следующий день была запланирована поездка на пляж Гаддани, который, собственно, не пляж для отдыха, а место, где вот уже несколько десятков лет разбирают отслужившие корабли. Поездка не состоялась по той простой причине, что уже предыдущим вечером я почувствовал себя не очень хорошо, так что было решено не усугублять.

Мустак повозил нас на прощанье по городу, мы пообедали, купили в качестве сувенира пакистанские сигареты (доллар двадцать за пачку) и манго, потом специи и рис на Эмпрес-маркете, сфотографировали на прощание одну из многочисленных хиджр, которые просят подаяние прямо на проезжей части, и стали готовится к отъезду.

Примечание про Мустака

Если окажетесь в Карачи и вам понадобится автомобиль с шофером, который говорит на английском и знает, как добраться до туристических мест, то Мустака я могу рекомендовать. Он действительно сравнительно бегло говорит на английском, ведет машину осторожно, а надо — и подолгу, по интересным местам мы проехали вместе, так что он ориентируется.

Из неожиданностей, которые могут вас подстерегать с его стороны — была попытка получить деньги сверх договоренных, плюс попытки поднажать, чтобы скроить маршрут по-другому. И то, и другое, как обычно, решается твердым “нет” и настойчивым требованием делать так, как вы решили.

Его мобильные телефоны: 03072242305, 03112500752.

Отъезд

Ехать до аэропорта из центра минут тридцать, и все рикши, к кому я обращался, ехать отказывались. Такси стоило шесть долларов.

Внутри аэропорта оказалось совершенно пустынно, а кроме того, удивила попытка одного продавца в кафе обсчитать меня, так же как и другого продавца в магазине сувениров, который “простил” мне недостающий доллар.

И мы улетели.

Примечание про Пакистан в качестве эпилога

На карте Британской Индии, изданной в 1909 году в Оксфорде, видно, что мусульмане превалировали на территории агентства Белуджистан в Пенджабе, куда, кстати, относился и Амритсар, в Кашмире вместе со Сринагаром и, естественно, в Северо-Западной Пограничной провинции.

Про раздел Индии всем все известно — проводился он как раз на основе религиозных предпочтений большинства населения той или иной провинции, хотя вот и Сринагар, и Амритсар сейчас на территории Индии.

В Пакистане живут двести миллионов человек, и правда — большинство из них мусульмане. Однако вот есть три процента христиан, а это шесть миллионов душ. Как сказали бы в советское время — население средней европейской страны.

Стоимость квадратного метра жилья в каком-нибудь Лахоре также соответствует уровню средней европейской страны. При том что на улицах полно грязи и много людей передвигаются на повозках, влекомых кобылками и осликами.

Звучат азаны, но в мечетях вы не увидите больше десятка людей, хотя вы в Пакистане, а это, как декларируется, “Страна Чистых”, то есть ревностно верующих людей.

Можно долго еще рассказывать и рассуждать, но вот самое главное: при том что в этой стране есть масса очень интересных мест, здесь нет туристов.

Так что вы сможете спокойно все осмотреть. И никто вам мешать не будет. К вам отнесутся как к гостю. С интересом, но без назойливости и вежливо. А кое-где и с почтением такого рода, что вы сможете почувствовать себя как настоящий колониальный сэр.

Это Пакистан, сэр.

Ссылки

Интерактивные карты и спутниковые снимки Карачи, Хайдерабада, Мирпур-Хаса, Бхитшаха, форта Раникот, Сехвана, Ларканы, Мохенджо-Даро, Уча, Деравар-Форта, Деранаваба, Бахавалпура, Мултана, Лахора и Пакистана.

Имена собственные

Аббаси — Abbasi	мухаджиры — Muhajirun
Абдали-роуд — Abdali Road	Мухаммад Али Джинна — Muhammad Ali Jinnah
Абдулла-Шах Гази — Abdullah Shah Ghazi	Мухаммад ибн аль-Касим — Muhammad Bin Qasim
Али Акбар — Shah Ali Akbar	Наван-Шехер-чоук — Nawan Cheher Chowk
Баба-Шах Джамал — Baba Shah Jamal	Нурия — Ustad Nuriya
Бадшахи — Badshahi	Ото Бан — Auto Bhan Road
Бактавар — Bakhtawar Hotel	Пак континентал — Pak Continental Hotel
Банбхор — Banbhore	Пакистан — Pakistan
Баха-уд-Дин Закария — Baha-ud-din Zakariya	ПТДЦ — PTDC
Баха-уль-Халим — Baha'al-Halim	Равалпинди — Rawalpindi
Бахавалпур — Bahawalpur	Рамада — Ramada
Биби Джавинди — Bibi Jawindi	Ранг-Махал-чоук — Rang Mahal Chowk
Бобби-плаза — Bobby Plaza	Раникот — Ranikot Fort
Бхитшах — Bhit Shah	Регал интернет инн — Regal Internet Inn
Вазир-Хан — Wazir Khan	Редьярд Киплинг — Rudyard Kipling
Вестли-Ричардс — Westley Richards	Рукн-и-Алам — Rukn-e-Alam
Галф — Gulf Hotel	рупия — rupee
Говал Манди — Gowal Mandi	Саддар — Saddar Road
Гринер — Greener	Санаи — Hotel Sanai
дахма — dakhma	Сендспит — Sandspit Beach
дворец Мохатты — Mohatta Palace	Серкулар-роуд — Circular Road
Деравар-Форт — Derawar Fort	Сехван — Sehwan Sharif
Деранаваб — Dera Nawab	Скай тауэрс — Sky Towers
Джахангир — Jahangir	Сноуленд трекс энд турс — Snowland Treks And Tours
доктор Дауд Пота — Dr Daud Pota Road	Суккур — Sukkur
Зульфикар Али Бхутто — Zulfiqar Ali Bhutto	Татта — Thatta
Инд — Indus	Тезгам — Tezgam
Исламабад — Islamabad	Территория племен — Tribal Areas
каввали — qawwali	тонга — tonga
карай — karai	урду — Urdu
Карачи — Karachi	Уч — Uch Sharif
Касим-Баг — Qasim Bagh	Фалеттис — Faletti's Hotel
Ким — Kim	Флагстаф-хаус — Flagstaff House
Клифтон — Clifton	Фрир-холл — Frere Hall
лакх — lakh	хавели — haveli
Лакшми-чоук — Lakshmi Chowk	Хайбер мейл — Khyber Mail
Лал Шахбаз Каландар — Lal Shahbaz Qalandar	Хайдерабад — Hyderabad
Ларкана — Larkana	Хараппская цивилизация — Harappan Civilization
Лахор — Lahore	хиджра — hijra
Лост хорайзон трекс — Lost Horizon Treks	хусса — khussa
Лоунли плэнет — Lonely Planet	Чоканди — Chaukhandi
Мавадда инн — Mawadda Inn	Чуллу кебаб — Chullu Kebab
Макли — Makli Hill	шальвари-камиз — shalwar qamiz
Мангопир — Manghopir	Шах Абдул Латиф — Shah Abdul Latif
Мирпур-Хас — Mirpur Khas	Шах-Джахан — Shah Jahan
Мовенпик — Movenpick	Эббот — Abbott Road
Молл — The Mall	Эдгертон — Edgerton Road
Мохенджо-Даро — Moenjodaro	Экзекьютив хостел — Executive Hostel
Мултан — Multan	Эмпрес-маркет — Empress Market

дальше: Пакистанские фотки II

больше: Другие вещи

эта страница: http://www.zharov.com/mark/pakistan2.html

авторские права: © Марк Олейник, текст, фотографии, 2015–2024
© Сергей Жаров, кодирование, 2015–2024

обратная связь: markoleynik@hotmail.ru, sergei@zharov.com